Пришел и прошел наш седьмой день, но никто из нас не намеревался уехать или завершить наше совместное времяпрепровождение. И я начала понимать, что Дорога любви это намного больше, чем тот стул и все те замки. Я поняла, что повлиял, не столько замок, сколько тот факт, что ему требовался ключ.
Джексон нашел каждую чувствительную точку, из-за которых пальцы на моих ногах подворачивались, а глаза закатывались к потолку. Он знал, что заставляло меня сдерживать дыхание и что заставляло меня выкрикивать его имя. Он освободил мое тело и, сделав это, открыл двери, за которыми не было ничего, кроме спертого воздуха и плохих воспоминаний.
Если верить рассказам из моего детства, Бог создал землю за шесть дней, а на седьмой день отдыхал. Я задалась вопросом, было ли так, что он, как и я, на восьмой день наблюдал, как все начало рушиться.
Глава 23
Я проснулась. Мое дыхание выходило из легких, как битое стекло. Джексона не было в кровати рядом со мной, и я свернулась в клубок, радуясь его отсутствию.
Отрывки моего сна ускользали, и я не могла решить, хотела ли я попытаться удержать их, чтобы изучить, или оттолкнуть их, чтобы мне не пришлось этим заниматься.
Мне снова было двенадцать, но так как этот сон был бессмысленным, мне, также, было двадцать два года. Мама и папа спорили на кухне, а мистер Эймс, папин партнер по бизнесу, поднялся наверх. Он сказал, что искал уборную, но на нижнем этаже их было две. Он дотронулся до моего плеча и сказал мне, что я мягкая. И как в тех анимационных мультфильмах, нарисованных в блокноте, которым я играла в детстве, страницы моего сна начали перелистываться, и на мне была рука не мистера Эймса, а парня, с которым я потеряла девственность всего полтора года назад.
Он провел пальцами до моей шеи, а затем вниз до моей груди. Страницы перелистнулись. Еще больше рук, разных на каждой странице. Некоторые выглядели знакомыми. Некоторые незнакомыми. Но с каждой страницей руки скользили по моему телу. Страницы перелистывались и, наряду с руками, менялись места — заднее сидение пикапа, комната в общежитии для первокурсников, моя квартира, несколько общежитий.
Место действия менялось, и во всех этих местах были я и мистер Эймс. И я кричала и плакала долгое время после того, как сон сменялся на нового человека, на новое место. И каждая рука делила меня на куски, шлифовала и высекала, пока я не стала пустой, подобием девушки.
Я, рыдая, отталкивалась и бежала, спотыкаясь, из кровати общежития к дивану в родительской гостиной. В этот раз это была я, в настоящее время, но мои родители смотрели на меня так, будто я все еще была около ста двадцати сантиметров ростом.
Папа говорил, что я делала из мухи слона. Он превратился в мистера Эймса в ту же секунду, как сказал:
— Прекрати разыгрывать из себя жертву.
Мама задавала мне вопросы, спрашивала, как прикасался ко мне мистер Эймс и где. Когда я показала им, когда положила свою руку на свою грудь...я знала, что последует дальше. Я знала слова, будто они были вырезаны на моей коже, будто мой пульс отбивал их с помощью азбуки Морзе.
Я ждала этих слов, сжималась в ожидании, молила о них, потому что мне нужно было услышать, что это не считалось.
Но вместо этого мой мир заполнился Хантом, его всевидящими глазами, его жаркими касаниями, его всепоглощающими поцелуями и словами:
— Скажи, что это имеет значение.
Его руки, большие и огрубелые, лежат на моей груди, там, где сердце, бьющееся внутри, стало крошечным. В моем сне он держал мое полуразрушенное тело и говорил, что все в порядке. Его прикосновения были мягкими, идеальными и точно такими, как я хотела, но я не перестала рассыпаться в его руках, и не важно, каким нежным он был.
Вот тогда стена лжи, которую я выстроила такой высокой, что она достигала небес, разбилась вдребезги. Каждый кирпичик, который я поместила между собой и тем днем, когда мне было двенадцать лет, раскрошился, будто был сделан из песка.
Потому что это имело значение.
Кто касается тебя, твоя ли это кожа или душа — все это имеет значение.
Я села, съеживаясь одна в этой итальянской квартирке, дрожа ото сна, который, как я знала, был просто синапсом, воспламеняющимся в моей голове, собирающим последние мысли и складывающим их вместе независимо от смысла или порядка. Я знала, что это было именно этим, но не всегда все уместно, чтобы быть правдой.