58 
Казалось, он совершал невозможное, входя в нее все глубже и глубже с каждым толчком. Элизабет чувствовала мощные сокращения мышц, прижимая его к себе ближе и теснее. Он целовал ее.
Через несколько мгновений Элизабет, схватив его за голову, отодвинула от себя и прошептала задыхаясь:
— Ты не должен ждать меня, Тед!..
Он удивленно посмотрел на нее, затем нежно улыбнулся:
— Должен.
— Нет, в самом деле… Не надо делать этого для меня.
— Я и не делаю этого для тебя, — хрипло ответил он. — Я делаю это для себя!
Она негромко вскрикнула, когда он приподнял ее ягодицы и, опустив голову к ее груди, стал тереться о соски щеками, носом, губами, давая ей почувствовать гладкость лба, шершавость щек и влажность языка.
При следующем его глубоком толчке тело ее выгнулось дугой, и она потеряла представление о времени. Бедра ее повиновались требованию его чутких рук. Она спешила навстречу каждому толчку, требуя еще и еще.
И когда ее захватил поток ощущений, настолько интенсивных, что она уже не могла совладать с собой, ей оставалось лишь закусить губу, чтобы сдержать крик наслаждения. В тот же миг Элизабет ощутила мощь его разрядки внутри себя.
Как долго они лежали в полном изнеможении? Секунды, минуты или целую вечность? Тед очнулся первым. Он повернулся на бок, приподнялся, опираясь на локоть, и посмотрел на нее.
— Ты красивая, — сказал он, все еще задыхаясь.
— Ты так думаешь?
— О да… — протянул он улыбаясь.
Его неторопливая ласка соответствовала протяжной интонации. Указательный палец обрисовал ее подбородок, опустился вниз, к горлу, затем исследовал ключицы. Оттуда он продолжил путешествие по груди, поднимаясь к соскам и опускаясь в долину между двумя вершинами. Он провел пальцем вдоль белого маленького шрама — следа растяжки.
— Я дважды рожала, — словно оправдываясь, напомнила ему Элизабет.
Но Тед ничего не имел против.
— А как же, — с улыбкой сказал он.
Не торопясь, лениво он стал рисовать круги вокруг ее сосков, всякий раз подбираясь ближе, пока оба не ответили на ласку. Склонив голову к одному из них, он лизнул его, затем, обхватив губами, нежно потянул. Элизабет сладко застонала.
— Тебе нравится? — спросил он, снимая губами бусинки пота с разгоряченного тела.
— Да…
— Хорошо. И мне нравится. Очень нравится.
Он накрыл губами ее второй сосок и потянул достаточно решительно, чтобы подарить наслаждение, но не так сильно, чтобы причинить боль. Тед чуть-чуть сдавил его зубами.
— Я мечтал об этом, когда ты разбудила меня тогда. Во сне я видел твою замечательную грудь.
— Ты говорил…
— Последнее время ты мне снилась несколько раз, но наяву ты лучше — такая сладкая. Еще никогда мне не снилось ничего лучшего.
Элизабет думала, что Джон Берк — романтик, но по сравнению с ним Тед был просто Сирано де Бержерак. У него была душа поэта и плотские аппетиты султана.
— Ты потрясающий любовник, Тед. Тебе кто-нибудь говорил об этом?
Он поднял глаза, думая, что она его дразнит. Но когда понял, что Элизабет говорит серьезно, ответил в том же духе:
— На меня очень редко жаловались женщины.
— И сколько их было?
Элизабет пожалела о сказанном, но слово не воробей.
— Извини. Забудь. Я не имею права спрашивать об этом.
Помолчав немного, Тед тихо ответил:
— Я купил «Тедди» для тебя.
Она лишилась дара речи.
— Да-да, для тебя. У меня сейчас нет никого, кроме тебя.
Он приподнял ее грудь снизу вверх, закрыв ее ладонью, и заговорил, лаская:
— Когда я вернулся из Вьетнама, моя невеста предпочла мне другого парня. На самом деле она ушла к нему задолго до того, как я вернулся, но у нее хватило ума и сострадания не писать и не говорить мне об этом. С тех пор я предпочитал кратковременные связи. Вынужден признать, что использовал женщин, брал от них то, что мне требовалось, а взамен отдавал лишь столько, сколько считал нужным, дабы не испытывать угрызений совести. Как только чувствовал, что отношения заходят слишком далеко и налагают на меня обязательства, я исчезал. В этом не было ничего страшного, поскольку общим у нас была только похоть. Да, я не святой. Никогда не стремился казаться таковым. Так что женщин у меня было много. Но честно говоря, мне нравилось быть холостяком.
Он помолчал и добавил, пожав плечами:
— Возможно, я боялся влюбиться и обжечься еще раз. Как бы там ни было, мне нравилась моя жизнь, и я ничего в ней не желал менять. Потом я переехал сюда. Твои дети оказались такими славными, что я начал сомневаться в правильности своего выбора. То и дело мне самому хотелось завести ребенка.
58 
