25 
— И за все эти долгие годы, когда я любил тебя как родного, тебе ни разу не было стыдно?
— Это бы что-нибудь изменило?
— Для меня — да.
— Твое мнение не в счет. Нет, мне ни разу не было стыдно.
— Даже на суде, когда ты видел, как я мучаюсь?
— Я на тебя не смотрел.
— А на твоего так называемого отца-бельгийца, который оставил тебя в таком дерьме, ты не в обиде?
— Нет.
— Он с тех пор давал о себе знать?
— Нет.
— И ты считаешь, что он вел себя по отношению к тебе как отец?
— Он сделал то, что нужно, в нужный момент. Он меня породил.
— Ты совсем дурак? Он воспользовался тобой, чтобы огрести миллионы долларов, вот и все!
— Я счастлив, что он получил эти деньги. Так я смог выразить ему свою признательность за его выбор.
Норман посмотрел на Джо и понял, что тот безумен. Несколько лет назад Кристина сказала ему, что в пятнадцать безумны все. Джо было двадцать два, и он таким остался. Этот человек, покоривший его в том критическом возрасте, навсегда отнял у него рассудок.
Джо сошел с ума. «Иначе как бы он мог так долго терпеть, вынашивая свой замысел, такой трудный и такой рискованный?» — подумал Норман.
Он вспомнил, как мучился, застав Кристину с Джо, и как нелегко ему было превозмочь свой гнев. Он сумел простить парня и сам этому дивился. Теперь он видел, насколько это испытание, казавшееся ему исполненным смысла, оказалось бессмысленно. И это было хуже всего.
— Сейчас впервые ты по-настоящему сделал мне гадость, — сказал Норман.
— Впервые? Ты меня недооцениваешь.
— Раньше я этого не знал. Теперь я понял, до какой степени все это ничего не значило. Я считал себя твоим отцом, а был в этой истории всего лишь пешкой. Ты гнусно поступил по отношению ко мне, и тебя ни капельки не мучает совесть.
— И что теперь? Пойдешь расскажешь правду в полиции? Ты ничего не сможешь доказать.
— На этот раз ты ничего не понял. На кой мне полиция? Даже если для тебя я ничто, я все равно считаю тебя своим сыном. И что ты можешь с этим поделать?
— Да у тебя просто мания воевать с ветряными мельницами! Плевать мне, что ты думаешь!
— Отныне и впредь, мой мальчик, я не отпущу тебя ни на шаг. Где бы ты ни был, я последую за тобой. Ты всегда будешь видеть меня поблизости. Твой бельгийский отец взял тебя клятвой — так и я тебя заполучу тем же способом. Посмотрим, как ты на меня наплюешь.
Норман сдержал слово.
— Это продолжается уже восемь лет, — сказал мой собеседник в «Нелегале» 6 октября 2010 года.
— И что же, Джо дал слабину? — спросила я.
— Вряд ли. Поди знай, что творится в голове игрока.
Я попыталась представить себе своего отца, неотступно следующего за мной по пятам целых восемь лет. При всей моей любви к нему для меня это было бы пыткой. А если бы речь шла о самозванном отце, взывающем к моей совести?
Я не смогла удержаться и подошла к Норману Теренсу. Подобно мифологическим персонажам, он, казалось, ничуть не удивился, что я в курсе его истории.
— Что сталось с Кристиной? — спросила я.
— Не знаю.
— Вас это не интересует?
— Надо думать, у меня всегда было призвание отца, и оно для меня важнее.
— У вас с Кристиной могли бы родиться дети. Может быть, еще не поздно.
— Вы не понимаете. У меня есть ребенок. Тот, которого я выбрал.
— Но он не выбрал вас.
— Я жду, когда он передумает. Рано или поздно он воздаст мне по справедливости.
— Вы еще не поняли, что меньше всего на свете его волнует справедливость?
— Он не прав. Надо быть справедливым.
— Вы тоже не правы. Вы портите жизнь и ему и себе.
— Я не могу иначе. Дети, которых не признают их отцы, жестоко страдают. Но куда больше страдает отец, которого не желает признавать его дитя.
Норман повернулся ко мне спиной. Он больше не хотел со мной разговаривать.
О некоторых отпрысках говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Но случается и обратное, когда отец начинает походить на своего сына: Норман сошел с ума.
Больше всего меня поразило его чудовищное терпение.
25 
