48 
Они посмотрели друг на друга, и все, от чего она пыталась избавиться все эти долгие три месяца, воскресло в ее сердце.
Джон совсем не изменился. Он остался таким же, как и при их первой встрече на Мысе Ветров, хотя ее представления о нем, как выяснилось, оказались ошибочными.
Теперь-то ты знаешь, что в душе у этого закоренелого холостяка нет места для романтических переживаний, пыталась убедить себя Торри, но сомнения не оставляли ее. Она отвела взгляд и нагнулась поднять чемодан, который Джон тут же отобрал у нее.
Он гнал машину с бешеной скоростью, и мысли о матери постепенно вытеснили у девушки все остальные эмоции.
Рассказав все, что знал о состоянии леди Энн, Джон вытащил серебряную фляжку и протянул ей.
— Это бренди. Выпей. Ты что-нибудь ела?
— Я не могла.
— Так не годится, — мягко сказал он. — Кому будет лучше, если ты упадешь в обморок?
Он притормозил у автозаправочной станции, купил в киоске сэндвич с цыпленком и шоколад. К своему удивлению, Торри съела все до крошки и даже сделала пару глотков бренди.
— Спасибо, — пробормотала она. — Мне действительно стало лучше.
Он снял руку с руля и накрыл ее дрожащие пальцы.
Казалось, эта ночь была самой долгой в жизни Торри. Они с отцом, поддерживая друг друга, не отходили от постели матери.
— Не знаю, что я буду делать без нее, — не уставал твердить сэр Рональд. — Она для меня — все.
— Я понимаю, папочка, держись, — шептала девушка, страдая от бессилия помочь ему.
К счастью, к утру состояние Энн улучшилось.
— Ваша супруга везучая, сэр Гилл, — сообщил доктор. — Возможно, останутся легкие последствия, но главное, что сейчас она вне опасности. — Я счастлив, что могу сообщить вам это.
Торренс обняла отца, плача от радости.
Джон, который все это время тоже находился в больнице, время от времени осторожно заглядывая в палату с чашкой кофе, чтобы поддержать их силы, вздохнул с облегчением. Затем он тихо сказал что-то сэру Рональду, и тот подошел к дочери со словами:
— Моя дорогая, Джон хочет отвезти тебя домой.
— Но…
— Никаких «но», ты совершенно измучена.
— Но ты тоже, папа.
Он нежно улыбнулся.
— Я не пролетел пол земного шара туда и обратно за два прошедших дня, и, кроме того, доктор обещал устроить меня здесь… Поезжай домой, девочка, и выспись хорошенько, пусть, когда Энн станет получше, она увидит тебя свежей и отдохнувшей.
На улице моросил дождь, и, пока Джон вез ее домой, Торри клевала носом, но когда они поднялись в квартиру, она сразу проснулась.
— Спасибо, — сказала девушка, отперев дверь, и безразлично добавила: — Я не гоню тебя, но… тебе не стоит оставаться.
— Извини, но я не уеду, — ответил он. — Почему бы тебе не принять ванну? А я позабочусь о завтраке.
— Ладно, — вздохнула она, — но ведь ты тоже устал, да и в холодильнике пусто…
— Торри, — мягко сказал он, — не спорь! Просто делай, что я сказал. Не беспокойся, я найду что-нибудь съестное.
Она прикрыла глаза и блаженно растянулась в ванне.
За окном было пасмурное холодное утро. Дождь зарядил снова. И, лежа в теплой воде под невесомым покрывалом из душистой пены, девушка чувствовала, как силы постепенно возвращаются к ней.
Торри с удовольствием принюхалась к аппетитному запаху, доносящемуся из кухни. Яичница с ветчиной, угадала она и проглотила слюну.
Они завтракали в удивительно спокойной, дружелюбной атмосфере, словно забыв обо всем, что произошло между ними.
Она рассказала ему о своих кратких впечатлениях от Японии, а Джон поведал, что ему пришлось побывать там дважды, но эта страна и по сей день остается для него загадкой. Он сказал, что Грейс решила покинуть свое добровольное заточение, и Торри тепло отозвалась о ней, добавив, что искренне рада за эту славную женщину. Она поинтересовалась, что Джон собирается делать с лошадьми и домом, и он сказал, что отдал лошадей на постой в соседнее владение, а дом запер до лучших времен.
Все было так естественно, что где-то в глубине души Торри удивлялась себе. У нее не было никакого желания вступать в борьбу.
Джон приготовил кофе, и она, прикрыв глаза, не спеша пила его маленькими глотками.
— Ну, а теперь тебе пора в постель, — сказал он, когда она поставила на стол пустую чашку.
— Да, — пробормотала она, с трудом приподнимая отяжелевшие веки.
48 
