Он хотел повернуться и уйти. Но она – его жена, и, похоже, у нее никого не осталось – только один он.
– Достань мне кокаина, – потребовала Олимпия на следующий день.
– Ты с ума сошла! – воскликнул он. – Тебя же напичкали всякими лекарствами. Ты что, убить себя хочешь?
– Мне все равно, – ответила она мрачно. – Возможно, это было бы самое правильное решение.
Димитрий так больше и не появился, хотя ежедневно присылал цветы и направил одну из своих личных секретарш сообщать ему о состоянии Олимпии.
– Где Димитрий? – сердито спросил Ленни.
– Мистер Станислопулос плохо себя чувствует, – понизив голос, сообщила девушка. – Он не может покинуть свой остров.
– Что с ним такое?
– Я не имею полномочий делиться подобной информацией, – чопорно заявила она. Но поделилась, что его жена и ребенок все еще находятся с ним.
Лаки вернулась к Димитрию насовсем.
Ленни затосковал. Он пытался дозвониться до острова, но Лаки застать ему никогда не удавалось, и она ни разу не ответила на его звонки.
Прошла еще неделя. Под вечер явилась мать Олимпии, Шарлотта. Она прилетела из Нью-Йорка – сдержанная, хорошо одетая женщина с тонкими губами.
– Я бы и раньше приехала, – беззаботно заявила она. – Но никак не могла вырваться.
«Почему? – хотел спросить Ленни. – Здесь же твоя родная дочь лежит, бесчувственная стерва. Почему ты не могла вырваться?»
Шарлотта пробыла двадцать четыре часа.
– Я хочу увидеть Флэша, – пробормотала Олимпия как-то. – Он прислал цветы? Позвонил?
Цветы приходили в невообразимых количествах, и разобраться в них было почти невозможно Карточки складывали в отдельную коробку, и секретарша Димитрия аккуратно печатала благодарственные записки. Ленни поинтересовался у нее, поступило ли что-нибудь от Флэша. Он не ревновал – у него мелькнула надежда, что, возможно, все-таки существует выход.
– Нет, – ответила она, сверившись со списком в обтянутой кожей книге.
Ленни проследил путь рок-звезды и позвонил ему в Лондон.
– Олимпия хочет видеть вас, – сообщил он в надежде, что Флэш ухватится за предоставившуюся возможность и тем самым развяжет ему руки.
– Послушай, парень, – поведал ему Флэш. – Между нами давно все кончено. Олимпия слишком богата для меня. Я надеюсь, что она выздоровеет и все такое, но я никогда не принимал ее всерьез.
Олимпия пребывала в уверенности, что Ленни стоял между ними.
В конце концов наступил день, когда она смогла покинуть больницу. Предстояла еще целая серия операций, но нужно было подождать, пока заживет ее кожа.
– Давай я увезу тебя на остров твоего отца, – предложил Ленни с тайной мыслью встретиться там с Лаки.
– Нет, – быстро ответила Олимпия, хорошо знавшая о равнодушии Димитрия. – Я хочу в Калифорнию.
Она недавно прочитала, что Флэш купил там дом, и собиралась увидеть его. Втайне от Ленни она по телефону купила особняк в Бель Эйр за десять миллионов долларов, рассказав о покупке только по прибытии на место.
Вернувшись в Америку, Ленни не знал, что теперь делать. Сначала он планировал оставаться с ней только до выписки из больницы, но ему казалось, что сейчас бросить ее – слишком жестоко. Иногда она бывала и ничего, не только вопила и обзывалась. Итак, как бы сильно ни хотел он сообщить о разрыве, предстояло дождаться подходящего момента, который никак не наступал. Возможно, после первой операции Олимпия снова обретет нормальный вид и уверенность в себе.
Продюсеры телесериала предъявили ему иск на несколько миллионов.
Журнал «Роллинг стоунз» опубликовал на первой полосе статью, над которой они в свое время работали. В ней он выглядел законченным эгоманьяком.
Джесс наконец-то перестала приставать к нему с вопросом, когда же он вернется к работе.
Алиса раздавала направо и налево самые невероятные интервью.
Добавим полный идиотизм ко всем прочим его достоинствам – ибо именно таким она его невольно рисовала в них.
Они с Олимпией переехали в новый дом с целой армией слуг. Вскоре после того, на рождественские каникулы, прибыли Бриджит и няня Мейбл.
– Ой, мама, какая ты уродливая, – воскликнула Бриджит. – Я не могу смотреть на тебя.
Как только миновало Рождество, ее отослали к дедушке, по-прежнему жившему в уединении на своем острове.
– Я ненавижу этого ребенка, – горько пожаловалась Олимпия. – Я хочу как можно реже видеть ее.
Как-то рано утром, через несколько дней после отъезда Бриджит, Олимпия заказала машину с шофером и тайно ускользнула, закутав лицо длинным шарфом.