87 
Первой заметила меня Бетани и тут же уронила челюсть. Боже, как приятно было стать причиной этого ужаса на ее лице. Надеюсь, эта гримаса останется с ней надолго.
- БЕТТИ! - закричала она. Ее лицо вытянулось, и я вспомнила вопрос Кейда. Почему она меня ненавидит? Возможно, как и мои родители, ей нравилось жить в спокойном, размеренном мире, к которому я не никогда не принадлежала. С татуировками или без них.
Кейд сжал мою руку, и я сделала самый глубокий вдох, на который вообще была способна. Мама вышла из кухни, вытирая полотенцем сковородку.
- Да?
Бетани указала на меня. Я сделала несколько шагов вперед и оказалась в гостиной. Кейд, как и обещал, был рядом. Мама посмотрела на меня, но прошло несколько невероятно длинных секунд, пока она по-настоящему меня увидела. Она уронила сковородку, и та ударилась о деревянный пол. На ее лице отразился калейдоскоп эмоции, что в обычной ситуации я бы нашла очень забавным, но сейчас я не знала, на какой именно она остановится. Мне это напоминало “Колесо фортуны”, только ничего хорошего мне это не предвещало. Папа оторвался от телевизора, когда мама произнесла:
- Маккензи Кетлин Миллер, как ты посмела сотворить такой кошмар со своим телом?
Мне стало больно, но я оставалась невозмутимой.
Папа спросил:
- Что еще за кошмар? - Он повернул голову в мою сторону, и я увидела, как он побагровел от злости. Из них двоих он был самым непредсказуемым. Он медленно поднялся, сдерживая свои эмоции. Его взгляд метался между моей шеей и пирсингом на ухе. Туда и обратно. Снова и снова.
- Что, ради всего святого, ты с собой сделала?
Он говорил мягко, но слегка резковато. Это было самое страшное его состояние - спокойный и невозмутимый. До поры до времени. К нему подошла мама, и он взял ее под руку. У нее на глазах навернулись слезы, и она смахнула их тыльной стороной ладони.
- Почему она так с нами поступает? - спросила она его.
Теперь мое волнение превратилось в гнев.
- Я ничего вам не сделала. Я была вольна поступать со своим телом, как мне заблагорассудится. С вами это никак не связано.
Отец не выдержал.
- Ты стала похожа на… уличную проститутку, и думаешь, нас это не будет волновать?
Он не поднял на меня руку, но мог, как бывало раньше. Однако больно мне было не меньше.
- Майк, - раздался низкий и твердый голос Кейда. Отец замолчал, и я увидела, насколько он смущен и зол одновременно, что кто-то посторонний стал свидетелем этого разговора.
- Сынок, думаю, тебе лучше уйти. Мы сами во всем разберемся.
Я запаниковала и со всей силы сжала руку Кейда.
- Со всем уважением, сэр, но я никуда не уйду.
От негодования мама фыркнула, а папа разозлился еще сильнее. Если это вообще возможно. Я не хотела, чтобы они ненавидели из-за меня Кейда. Я шагнула вперед и сказала:
- Знаю, вам не нравятся подобные вещи, но…
- Не нравятся? - Мама была в истерике. - Мы растили тебя с уважением к Богу и церкви. Тебя с младенчества учили, что тело - это храм. А сейчас ты полностью его уничтожила. Ты знаешь, что в Библии говорится о подобной мерзости.
- В Библии также говорится о том, чтобы отказаться от богатства, но вы, ребята, уверена, по этому поводу не волнуетесь. И я не разрушала свое тело. На руках нет следов от иголок, зависимости тоже ни от чего нет. И я не стала проституткой, папа. Искусство татуировки много для меня значит, и я решила сделать его частью себя.
- Волнистые линии много для тебя значат? - рявкнул отец. - А птицы? Да, я понимаю, почему они для тебя важны.
- Мне важна свобода.
- Рад это слышать, потому что теперь ты получишь ее в изобилие. Если так ты распоряжалась нашими деньгами - изуродовала себя и тем самым потеряла последнюю возможность иметь достойную и респектабельную жизнь, - то с этого момента мы перестаем тебе помогать.
Эта новость взволновала меня намного меньше, чем я ожидала. В моей личной градации значимости, их деньги ничего не значили. Из того, что они могли у меня забрать, это было наименьшим.
- Вы и так давно не помогали.
- Я серьезно, Маккензи, - сказал папа. - Тебе остается только надеяться, что твоя музыка будет приносить деньги, потому что с таким внешним видом тебя никто не возьмет на приличную работу.
Я не могла стоять и просто слушать все это. Стиснув зубы, я сказала, что думала.
- Меня зовут Макс. И эта музыка моя жизнь. Я устала от ваших попыток превратить меня в того, кого вам приятно будет называть своей дочерью. И я не Маккензи. И тем более не Александрия.
87 
