25 
– Он родился и вырос в Вазаро. Я помню его с самого детства. Помню, как он поднимал меня и усаживал на собранные цветы, когда я еще, спотыкаясь, училась ходить.
Алекс показал на белые цветы, растущие в поле справа от нее:
– Жасмин?
Кэтлин кивнула.
– На следующей неделе уже можно приступать к сбору. – Она как завороженная смотрела на поле цветущего жасмина. – Я сейчас вспоминаю о том, как мы приходили ни эти поля с Жаком в сумерки, когда я была совсем маленькой. Это было все равно что войти в какой-то сказочный мир. Золотистое сияние, казалось, повисало в воздухе.
Этот свет насыщал белый жасмин глубокими кремовыми оттенками. Небеса приобретали цвет лаванды и темно – розовых гвоздик…
– Вас приводил сюда Жак, а не отец?
Ее улыбка погасла.
– Жак вел меня сюда, когда в доме затевали очередную вечеринку. Отец не любил, когда дети путаются под ногами у взрослых. – Она смотрела вперед. Ее шаги ускорились. – В Вазаро так часто устраивались в те времена вечеринки.
Она чувствовала на своем лице взгляд Алекса, но он не стал продолжать разговор на эту тему, и некоторое время они снова шагали молча, пока не поднялись на гребень следующего холма. Их взору открылся захватывающий вид на море, небо и горы.
– Что это за город там, внизу? – Алекс показал на домики вдоль побережья.
– Это Канны.
– А вон это что? – и он кивнул на маленький коттедж из камня с соломенной крышей, что стоял неподалеку от подножия холма. – Кто там живет?
– Никто, – улыбнулась Кэтлин.
– Он выглядит таким старинным…
Она кивнула и начала спускаться с холма.
– Филипп Андреас построил его еще до Французской революции. Он служил управляющим у Катрин Вазаро.
– Он использовал его как склад для цветов?
– Нет. Он слыл местным донжуаном и приводил сюда поселянок для любовных забав.
Она распахнула дверь и, сморщив нос от густого запаха пыли и гнилого дерева, вошла в коттедж. Паутина свисала со всех сторон. Огромная кровать перегораживала проход к окну. Покрывало из хлопка обветшало и пожелтело от времени. Кресло у камина сплошь затянула паутина, и громадная охапка спрессованной соломы с крыши свалилась через дымоход в камин.
– Какое чудесное место. Мне так давно хотелось отреставрировать коттедж. Но постоянно не хватало денег.
Алекс оглядел кирпичную кладку камина.
– Зачем хлопотать, если никто здесь не бывает? Она удивленно посмотрела на него:
– Потому что это часть истории Вазаро.
– Простите меня, – он отвесил ей шутливый поклон. – Я должен был сразу догадаться: все, что связано с Вазаро, – свято. Даже приют свободной любви, которой предавались на этой кровати.
Кэтлин внезапно ощутила какую-то неловкость от того, что они остались наедине в этой комнате. Алекс казался очень уж оживленным и заинтересованным.
– Нет. Кровати в то время здесь не было.
Он с любопытством огляделся.
– А что же было?
– Если верить дневнику Катрин, то здесь лежал огромный тюфяк, наполненный сухими травами, перемешанными с лепестками цветов. Филипп распорядился застелить его атласным покрывалом. Так что он предавался любовным утехам на ложе из цветов. – Пристальный взгляд Алекса вызывал у Кэтлин чувство неловкости. Кэтлин принудила себя улыбнуться. – Вот почему его называют «Приют цветов», – закончила она.
– Но назвать эти утехи любовью нельзя, не так ли, Кэтлин? – Его голос звучал мягко, но требовательно. – Они приходили сюда, чтобы сбросить накопившееся в них напряжение. Чтобы разрядиться. Только ради этого.
Она через силу улыбнулась.
– Думаю, что он не терял голову. Но… до чего же беден наш словарь.
– Чтобы найти слова, выражающие суть? Для этого нужно быть всего лишь искренним с самим собой. – Алекс помолчал. – Я хочу, чтобы мы легли с вами прямо здесь и чтобы вы позволили мне обладать вами.
Ошеломленная его прямотой, она растерянно молчала, не зная, что ответить.
– Я хочу, чтобы вы стонали, кусались, царапались, извивались подо мной от страсти. – Он посмотрел на нее. – Я вижу, что и вы хотите того же.
– О боже! – Она облизнула внезапно пересохшие губы. – Никто никогда не посмел бы говорить со мной так…
– А вот я осмеливаюсь сказать прямо, что хочу вас. Но это будет не любовь. А только секс в чистом виде, – продолжал он. – Я не хочу лгать вам. Я не верю в романтическую любовь и никогда не испытывал ничего подобного. А вы?
25 
