3 
– Я тоже хочу ездить на балы, когда вырасту, – взбунтовалась она после одного из таких рассказов, когда они с Пандией уже ложились спать. – Я желаю жить в огромном доме, иметь верховых лошадей для прогулок и каждый день выезжать куда-нибудь на ланч или обед. Но для этого необходимы дорогие туалеты!
Как-то Селена возмущалась у зеркала:
– Да, я красива! Я знаю, что красива, но кто здесь видит мою красоту? Только многочисленные деревенские увальни да смешливые мальчишки из церковного хора!
Пандия тогда промолчала, не зная, что на это ответить. Она переживала, вдруг мать услышит негодующие вопли Селены и очень из-за этого расстроится.
Когда мать заболела и стало ясно, что долго ей не протянуть, Селена, наверное, и решила оставить дом. Ужасно, но, кажется, она только и ждала ее смерти, чтобы уехать сразу же после похорон. Пандия, оставшись совсем одна, горько плакала при мысли, что Селена оказалась способна на такой жестокий поступок. Она всем сердцем надеялась, что сестра одумается и вернется домой, но та, однако, так и не дала о себе знать и, кажется, совсем не нуждалась в деньгах. Наверное – решила Пандия, – Селене удалось упросить родных принять ее, и теперь она живет на широкую ногу, так, как всегда хотела. В то время им почти исполнилось по шестнадцать лет. Но с той поры прошло немало времени, и через два месяца им уже будет девятнадцать.
Пандия долго колебалась, прежде чем известить Селену о смерти отца. Письмо она адресовала на оксфордширский адрес деда, надеясь, что если Селены там нет, то письмо ей перешлют. Интересно – гадала Пандия, – изменилась ли Селена за эти три года? Неужели она все та же мятежная молодая барышня, которой так не нравилось пребывать в неизвестности? Она мечтала изменить свою жизнь…
«Наверное, мы с ней теперь совсем разные люди», – подумала Пандия. Она подошла к зеркалу. Без ложной скромности Пандия имела право утверждать, что за эти три года она очень похорошела. Волосы у девушки отливали медью – очевидно, о себе давали знать венгерские корни отца – и составляли удивительный контраст с аристократичной бледностью ее лица. Глаза у нее всегда были большими, но теперь, когда она утратила то, что мать называла «детской пухлостью», они казались огромными на ее тонком, худом личике. У нее были маленький прямой нос и чувственный изгиб губ, чего, впрочем, никогда не замечали те, кто ею любовался, потому что именно глаза притягивали все взгляды. Опушенные темными ресницами, они при разном освещении казались то зелеными, то совсем темными. Да, это были очень выразительные глаза, отражающие все ее желания, чувства и даже мысли. Конечно, и Селена выглядит точно так же, как она. В этом Пандия была уверена. Прежде она всегда знала, о чем думает сестра-близнец. Когда Селена сердилась, глаза ее полыхали ярким пламенем. А когда радовалась, они становились не просто зелеными, а изумрудными, такими, будто в них сиял солнечный свет.
«Надеюсь, у сестры все хорошо», – вздохнула Пандия и направилась через холл в кухню, где стареющая, медлительная Нэнни гремела сковородками. Пандии совсем не хотелось есть, но она не стала огорчать Нэнни отказом, потому что знала, что служанка всегда готовила для нее с усердием и заботой.
– А, это вы, мисс Пандия? – крикнула Нэнни из кухни.
– Да, я уже вернулась. На дворе очень холодно!
– А я разожгла для вас огонь в кабинете.
– Я уже видела. Ты очень добра! Может, тебе требуется моя помощь на кухне?
– Нет, я сама управлюсь. Лучше как следует погрейтесь, не хочу, чтобы вы заболели.
В голосе Нэнни прозвучало беспокойство. Пандия с сожалением посмотрела в сторону кухни: Нэнни не переставала корить себя за то, что хозяйка, мать девочек, умерла от простуды. Нэнни постоянно себя за это корила, приговаривая, что ей надо было получше топить печь и, конечно, настоять, чтобы мать семейства купила себе новое теплое пальто.
Желая доставить старой няне удовольствие, Пандия покорно ответила:
– Хорошо, я пойду в кабинет, а ты меня позови, когда закончишь.
Няня на это ничего не ответила, и Пандия снова направилась в кабинет, радуясь, что им повезло заготовить на зиму столько дров: у черного входа громоздилась большая поленница. Запасли они также, по крайней мере, три мешка угля, теперь покоившиеся в сарае, но уголь был дорог, и она расходовала его очень экономно. Пандия все время напоминала себе, что ей необходимо думать не только о себе, но и о Нэнни, которой скоро уже исполнится семьдесят. Она жила в их семье с того самого времени, когда Селена и Пандия только родились.
3 
