ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  139  

В горле у меня стоит ком.

Ладно, — говорю я.

Когда двери лифта на первом этаже открылись, все увидели, как мужчина обнимает плачущую девочку, которая годится ему в дочери. То, что видят окружающие, — всего лишь одна из сотни грустных историй, родившихся в стенах этого здания.

В детстве брат уверял, что обладает силой, способной уменьшить меня до размеров муравья. Если честно, говорил он, то раньше у него была другая сестра, но он превратил ее в насекомое и случайно раздавил.

Еще он говорил, что, когда я вырасту, меня примут в закрытый клуб, где полно чудовищ и героев фильмов ужасов. Там будет кукла Чаки с чашкой кофе. И пляшущая твист мумия с обложки книги «Харди бойз», которую я так боялась. А Джексон из «Пятница, 13-е» будет играть на альте. Он сказал, что я смогу оставаться на вечеринке, сколько пожелаю, и вести беседы с этими созданиями, — именно поэтому взрослые никогда ничего не боятся.

Раньше я верила всему, что говорил мне брат, потому что он был старше, и я думала, что он знает больше о мире. Оказывается, когда взрослеешь, не перестаешь бояться.

Просто начинаешь бояться других вещей.

ЛЮК

Мои друзья абенаки говорят, что если охотник и медведь пустят друг другу кровь, то становятся одним существом. Что бы ни произошло после этого, охотник никогда не сможет застрелить медведя, а медведь никогда не сможет убить человека.

Мне хотелось верить, что это правда.

Мне хотелось верить, что побочный продукт нахождения на грани смерти — здоровая доза взаимного уважения.

ЭДВАРД

Я был из тех детей, которые просыпаются по ночам от боли в животе, уверенные, что под кроватью живет чудовище. Я думал, что ко мне прилетают привидения и сидят у меня на подоконнике. Любой порыв ветра, хрустнувшая ветка становились вором, который собирался залезть через чердак, чтобы убить меня. Я просыпался в слезах, и отец, который обычно в это время возвращался из Редмонда, должен был меня утешать. «Знаешь, — однажды сказал он, взбешенный до крайности, — у тебя в голове всего один стакан со слезами. Если будешь лить их по пустякам, когда по-настоящему понадобится, слез не останется». Он рассказал мне, что однажды встретил восьмилетнюю девочку, которая выплакала весь стакан и теперь не могла заплакать, как ни старалась.

С того дня я едва ли проронил слезинку.

Отец не открывает глаза, не моргает, не вздрагивает — ни один мускул не шелохнулся за все три часа, что я сижу у его постели. Капельница закончилась, мочеприемник полон мочи. Входит медсестра, чтобы проверить его состояние.

Разговаривайте с ним, — советует она. — И читайте вслух. Он любит журнал «Пипл».

Если честно, не могу себе представить, что бы могло нравиться отцу еще меньше.

Откуда вы знаете?

Она улыбается.

Потому что я читала ему прошлый номер, и он ни разу не пожаловался.

Я жду, когда она выйдет из палаты, потом придвигаю стул ближе к кровати. Неудивительно, что я мало с ним разговаривал, — с другой стороны, я не знал, что сказать. И все же медсестра права. Когда еще представится возможность наконец сказать ему то, что я должен был сказать много лет назад? А теперь ему не остается ничего, кроме как слушать.

Я не испытываю к тебе ненависти, — признаюсь я, и эти слова растворяют молчание.

Ответом мне служат мерные движения насоса. Это кажется неправильным, нечестным.

Сегодня временный опекун кое-что сказала, и ее слова не идут у меня из головы. Она сказала, что тебе было больно, когда я уехал. Мне кажется, я всегда думал, что ты обрадовался. Что ты был рад избавиться от сына, который был совершенно на тебя не похож. Но оказалось, что я абсолютно такой же, как и ты. Я тоже бросил свою семью. Мне не место в Таиланде, и здесь мне тоже не место. Просто... я застрял где-то посредине.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

И еще я кое-что понял. Ты никогда не говорил, что хочешь видеть меня более спортивным, более открытым, не таким зацикленным на себе. Я был уверен, что соответствую твоим ожиданиям. Возможно, потому, что считал: ты такой один. Как же я мог с тобой сравниться?

Я смотрю на него, неподвижного и слабого.

Я пытаюсь сказать, что всегда винил тебя, хотя изначально сам был виноват.

Я тянусь к руке отца. Наверное, последний раз я за нее держался, когда был еще совсем маленьким, потому что вообще этого не помню. Как странно начинать и заканчивать одним и тем же — быть ребенком, цепляющимся за родителя, как за жизнь.

  139