очень нудно 
61 
Но человек на все сто уверен, что может обвести вокруг пальца себе подобного.
Я закрываю глаза, а затем распахиваю их так, что выступают слезы, и жалобно смотрю на Трину.
Я хочу к маме, — шепчу я тихим, дрожащим голосом.
Она, вероятно, внизу, беседует с больничным юристом, — отвечает Трина. — Схожу приведу ее. Посидишь здесь?
Я сижу и считаю до трехсот — чтобы точно не встретить Трину в реанимации. Потом выглядываю в коридор и тихонько спускаюсь по лестнице. После первого визита в больницу, когда папе накладывали швы, я знаю, что пункт неотложной помощи находится в противоположном крыле больницы. Туда-то я и направляюсь. К выходу, где не наткнусь ни на маму, ни на брата, ни на кого другого, кто мог бы меня остановить.
Я не думаю о том, что буду делать, оказавшись на улице без куртки, телефона и средств передвижения.
Не думаю о том, что официально меня еще не выписали.
Я думаю только об одном: отчаянные времена требуют отчаянных мер. Кто-то должен удержать моего брата от повторных попыток.
На самом деле я могла бы обманом зарабатывать себе на жизнь, у меня явно есть к этому талант. Мне удалось обмануть полицию, маму, социального работника, женщину у уличного автомата рядом с больницей. Я сказала ей, что мы с приятелем повздорили и он уехал на своей машине, оставив меня одну, без куртки, кошелька и телефона, — не разрешит ли она мне воспользоваться своим телефоном, чтобы позвонить маме? Она приедет и заберет меня. А моя рука, похожая на сломанное птичье крыло, только добавляет жалости. Дама не только дала мне свой сотовый, но еще купила горячий шоколад и кекс с маком.
Маме я звонить не стала, звоню Марии. Как по мне, она моя должница. Если бы она не гонялась за каким-то неудачником, я бы никогда не оказалась на вечеринке в Бетлехеме. Если бы я не поехала на вечеринку в Бетлехем, не напилась бы. И папе не пришлось бы ехать меня забирать. Остальное вы знаете.
Мой звонок застает Марию на уроке французского. Я слышу ее шепот:
Подожди. — А потом, перекрикивая бубнеж мадам Галлено, спрягающую глагол «essayer», Мария говорит: — Можно выйти?
J'essaie.
Tu essaires.
Я пытаюсь. Ты пытаешься.
En français[12] , — требует мадам.
Puis-je aller aux toilettes?[13]
Повисает тишина, потом вновь раздается голос Марии.
Кара! Все в порядке? — спрашивает она.
Нет, — отвечаю я. — Полная лажа. Ты должна приехать и забрать меня. Я стою возле уличного автомата на углу, перед поворотом к больнице.
А что ты там делаешь?
Долго рассказывать. Ты должна приехать немедленно.
Но сейчас французский... Перемена начнется в пять...
Я задействую «тяжелую артиллерию».
Я бы ради тебя приехала, — произношу я те же слова, которыми Мария убеждала меня поехать с ней на вечеринку в Бетлехем.
Повисает молчание.
Буду через десять минут, — обещает она.
Мария, залей полный бак, — прошу я.
Контора окружного прокурора совершенно не похожа на юридические конторы, какими их показывают по телевидению. Здесь стоит допотопная мебель, а секретарша стучит по клавишам компьютера, настолько древнего, что, наверное, он еще использует операционную систему «Бейсик». На стене в рамке пейзаж Мачу-Пикчу и две фотографии: на одной — невозмутимый Барак Обама, на второй — Дэнни Бойл, пожимающий руку губернатору Линчу.
Мария остается ждать в машине. Она, несмотря на явное нежелание, все-таки отвезла меня в Норт-Хейверхилл. Даже помогла придумать, как попасть в контору окружного прокурора.
Дэнни Бойл, — протянула она. — Звучит так, будто он сошел с упаковки детских завтраков «Лаки чармс».
Это натолкнуло меня на мысль о том, что человек с таким именем имеет родственников в Килларни. Человек, который построил свою политическую платформу, спасая нерожденных детей, наверняка ярый католик. Я не могла за это поручиться, но предположение было обоснованным. Все дети-католики в моей школе, казалось, имели тысячу двоюродных братьев и сестер.
Поэтому я подошла к секретарше и остановилась, ожидая, пока она закончит разговор по телефону.
Спасибо, Маргот, — говорит она, — да, это пойдет в «Фокс ньюз», сюжет о его последнем деле. Было бы отлично записан, его на видеодиск.
Она вешает трубку, а я пытаюсь подарить ей свою самую трогательную улыбку. В конце концов, я стою перед ней с долбаной перевязанной рукой.
61 
