17 
Мы с мамой переехали в Коннектикут, она устроилась работать горничной в гостиницу, а я, облачившись в черное и занявшись магией, пыталась выжить в старших классах. И только в институте я стала по-настоящему ценить свой Дар. Научилась гадать на картах Таро и стала гадать своим сестрам по университетскому студенческому обществу. Подписалась на журнал «Судьба». И вместо учебников читала о Нострадамусе и известном ясновидящем Эдгаре Кейси. Я носила пестрый гватемальский платок и длинные газовые юбки, а в комнате общежития жгла благовония. Познакомилась еще с одной студенткой, Шеней, которая интересовалась оккультизмом. В отличие от меня, она не могла общаться с умершими, а была эмпатом[4] – у нее тоже болел живот, когда у соседки по комнате начиналась менструация. Вдвоем мы пытались гадать по магическому кристаллу. Ставили перед собой свечи, садились перед зеркалом и долго пристально всматривались в него, пытаясь разглядеть свое прошлое. Шеней была потомком династии экстрасенсов, именно она посоветовала мне попросить своих проводников-духов представиться. Она рассказала, что и у ее тети, и у бабушки – обе медиумы – были духи-проводники в потусторонний мир. Вот так я официально познакомилась с Люсиндой, пожилой негритянкой, которая в детстве пела мне колыбельные, и Дезмоном – дерзким весельчаком. Они всегда были рядом со мной – как спящие у ног собаки, которые просыпались, навострив уши, когда я звала их. С тех пор я постоянно общалась со своими духами-проводниками в надежде на то, что они помогут мне освоиться в потустороннем мире: либо меня проведут туда, либо приведут других духов ко мне.
Дезмон с Люсиндой оказались отличными няньками, позволяя мне – фактически ребенку – погружаться в паранормальное и не расшибить себе лоб. Они следили за тем, чтобы я не встречалась с демонами – духами, которые никогда не были людьми. Уводили меня от вопросов, ответы на которые мне знать не положено. Научили меня, обозначив границы, управлять своим Даром, не позволяя ему управлять мною. Только представьте, каково это спать, когда каждые пять минут звонит телефон? Так и с духами, если не установить определенные границы. Еще они объяснили, что одно дело делиться своими предсказаниями, когда возникают видения, и совсем другое – гадать человеку, когда он не просит. Со мной подобное проделывали другие экстрасенсы, и должна вам сказать, что ощущение такое, будто кто-то роется в твоем ящике с нижним бельем, когда тебя нет дома, или ты едешь в лифте, не имея возможности выйти из кабинки, и кто-то вторгается в твое личное пространство.
На летних каникулах я гадала за пять долларов на пляже Старая лилия в штате Мэн. А после окончания университета, перебиваясь нерегулярными заработками, находила клиентов, так сказать, благодаря сарафанному радио. Мне было двадцать восемь лет, когда в местную закусочную, где я работала официанткой, заглянул кандидат в губернаторы штата Мэн, чтобы попозировать с семьей перед прессой. Пока фотокамеры щелкали над ним и его женой, над их тарелками, полными наших фирменных блинчиков с черникой, их маленькая дочь взобралась на один из высоких барных стульев.
– Скучно, да? – спросила я.
Девочка кивнула. Малышке было не больше семи.
– Хочешь горячего шоколада?
Когда ее ручка коснулась моей руки, когда она брала чашку, я почувствовала такую черноту, какой раньше не чувствовала никогда; «чернота» – единственное слово, которым я могу описать свои чувства.
Эта малышка не просила меня погадать, а мои духи-наставники громко и четко предупреждали, что у меня нет никакого права вмешиваться. Но в другом углу закусочной улыбалась и махала в камеру ее мать, понятия не имея о том, что знала я. Когда жена кандидата на пост губернатора удалилась в дамскую комнату, я последовала за ней. Она протянула руку для рукопожатия, полагая, что я очередная избирательница, которую следует очаровать.
– Знаю, мои слова покажутся вам бредом, – сказала я, – но вам необходимо обследовать дочь на лейкемию.
Улыбка застыла у нее на лице.
– Энни пожаловалась вам, что у нее что-то болит? Простите, что она вам докучала. Ценю ваше участие, но ее педиатр уверяет, что беспокоиться не о чем.
И она ушла.
«Я же предупреждал», – фыркнул Дезмон, когда через несколько минут кандидат с семьей и свитой покинул закусочную. Еще долго я неотрывно смотрела на недопитую чашку, которую оставила девочка, прежде чем выплеснуть остатки шоколада в раковину. «Понимаю, тяжело, милая, – успокаивала меня Люсинда, – знать то, что знаешь ты, и быть не в состоянии ничегошеньки изменить».
17 
