Со мной в палате лежала одна куколка – дочь известного хип-хоп артиста. Гита сбрила волосы, на позвоночнике сделала серию пирсинга, которую соединила тоненькой платиновой цепочкой, и я постоянно удивлялась, как она спит ночью на спине. Она постоянно разговаривала с невидимыми людьми, которые были для нее абсолютно реальными. Когда ей показалось, что один из воображаемых друзей набросился на нее с ножом, Гита выбежала на дорогу, и ее сбило такси. Ей поставили диагноз «параноидальная шизофрения». В то время, когда мы лежали с ней в палате, она верила, что ею по сотовому телефону управляют пришельцы. Всякий раз, как кто-то пытался отослать сообщение, Гита сходила с ума.
Однажды ночью Гита стала раскачиваться в кровати и повторять:
– Меня ударит молнией. Меня ударит молнией.
Должна сказать, что стояла ясная летняя ночь, но она продолжала причитать. Она не ложилась спать и где-то через час, когда примчались грозовые облака, начала кричать и раздирать себя ногтями. Вошла медсестра и попыталась ее успокоить.
– Дорогая, – сказала она, – гром и молния на улице. Здесь ты в безопасности.
Гита повернулась к ней, и в эту секунду я не видела ничего, кроме ее ясных глаз.
– Вы ничего не знаете, – прошептала она.
Раздался раскат грома, внезапно окно треснуло. Ворвалась неоновая дуга молнии. Она прожгла ковер и дыру размером с кулак в матрасе рядом с Гитой, которая стала раскачиваться еще сильнее.
– Я же говорила, что меня ударит молнией, – все повторяла она. – Я же говорила, что меня ударит молнией.
Я рассказываю эту историю, чтобы пояснить: люди, которых мы считаем сумасшедшими, на самом деле могут быть нормальнее нас с вами.
– Отец нам ничем помочь не сможет, – настаивает Дженна. – Не стоит даже пытаться.
И снова интуиция меня не подводит: то, как Дженна прикрывает и скашивает налево глаза, как грызет ноготь… Она лжет. Почему?
– Дженна, – прошу я, – можешь сбегать к машине и посмотреть, не оставила ли я там солнцезащитные очки?
Она встает, обрадовавшись, что может избежать этого разговора.
– Ладно. – Я жду, пока Верджил встретится со мной взглядом. – Не знаю, что вы замыслили, но я вам не доверяю.
– Отлично. В таком случае мы квиты.
– Что вы от нее скрываете?
Он колеблется, решая, может ли мне доверять.
– В ночь, когда обнаружили труп смотрительницы, Томас Меткаф очень нервничал. Дергался. Причиной тому могли быть как пропавшие жена и дочь, так и первые признаки срыва. С другой стороны, это могли быть муки нечистой совести.
Я откидываюсь назад, скрещиваю руки.
– Вы полагаете, что Томас – подозреваемый. Вы считаете подозреваемой Элис. Мне кажется, вы готовы обвинить всех, кроме самого себя, в том, что причиной смерти изначально признали несчастный случай.
Верджил смотрит на меня.
– Я подозреваю, что Томас Меткаф, скорее всего, жестоко обращался со своей женой.
– Чертовски весомая причина для побега, – размышляю я вслух. – Значит, вы хотите встретиться с ним и попытаться спровоцировать его.
Когда Верджил пожимает плечами, я понимаю, что угадала.
– Вы когда-нибудь думали, как это отразится на Дженне? Она уже думает, что мама ее бросила. А вы собираетесь снять с нее розовые очки и показать, что и отец у нее ублюдок?
Он начинает ерзать.
– Ей стоило об этом подумать, прежде чем нанимать меня.
– Да вы настоящий козел!
– За это мне и платят.
– В таком случае вы должны хотя бы принадлежать к другой налоговой группе. – Я прищуриваюсь. – Мы же оба понимаем, что на этом деле не разбогатеем. Чего вы добиваетесь?
– Хочу узнать правду.
– Ради Дженны? – уточняю я. – Или ради самого себя, потому что десять лет назад поленились это сделать?
На его скулах вздуваются желваки. На секунду кажется, что я перешла грань, – Верджил вот-вот встанет и уйдет. Но он не успевает, появляется Дженна.
– Нет никаких солнцезащитных очков, – говорит она.
Девочка продолжает сжимать камень, который висит у нее на шее.
Я знаю, что некоторые неврологи считают, что у детей-аутистов синапсы головного мозга расположены настолько близко и возбуждаются в такой быстрой последовательности, что это вызывает гиперчувствительность, поэтому эти дети начинают раскачиваться и все сильнее возбуждаться, и задача состоит в том, чтобы помочь им сосредоточиться на чем-то, кроме собственных ощущений. Мне кажется, ясновидение не так уж сильно отличается от этого. По всей вероятности, ни то ни другое не является психическим заболеванием. Я однажды спросила Гиту о ее воображаемых друзьях. «Воображаемых?» – спросила она, как будто сумасшедшей была я, потому что не видела их. И вот что самое смешное – я понимаю, о чем она говорит, потому что знаю, как это бывает. Если замечаешь человека, который говорит с кем-то невидимым, возможно, этот человек страдает параноидальной шизофренией. Но с таким же успехом он может оказаться и экстрасенсом. То, что вы не видите второго собеседника, не означает, что его нет.