88 
— Почему? — искренне удивилась Вирджиния.
— Может быть, потому что ты американка. И потому не связана всеми этими светскими условностями, тиранией общественного мнения, кастовыми предрассудками. Ты — это ты, такая как есть, без всякого притворства: прямолинейная, открытая, честная, доверчивая. Иногда мне кажется, что в своей принципиальности ты больше походишь на мужчину. Однако стоит взглянуть на тебя, чтобы убедиться, что ты очаровательная женщина. Вирджиния, что я для тебя значу? Что мы значим друг для друга?
Вирджиния поднялась со своего места и подошла к краю террасы.
— Трудно сказать, — проговорила она задумчиво. — Наши жизни с тобой так непохожи!
— Согласен! — ответил герцог. — Но с того самого момента, как мы впервые посмотрели в глаза друг другу, наши жизни слились воедино. Разве это не так, Вирджиния? Разве что-нибудь другое имеет для нас значение?
Она круто повернулась и тихо произнесла:
— На этот вопрос только ты можешь дать ответ!
Он молча пошел к другому концу террасы. Ухватившись руками за балюстраду, герцог вперил свой взгляд в темноту, и Вирджиния увидела, как побелели от напряжения его пальцы.
— Разве мало одной любви? — спросил он хрипловатым голосом после долгой паузы.
— Все зависит от того, — медленно начала Вирджиния, — что ты понимаешь под словом «любовь».
Он стремительно приблизился к ней и, не говоря ни слова, заключил ее в свои объятия.
— Я люблю тебя! Боже! Вирджиния, если бы ты только знала, как я люблю тебя!
Он наклонился и жадно впился в ее губы. На какую-то секунду она перестала существовать самостоятельно, почувствовав себя частью этого мужчины. Она растворилась в этом поцелуе без остатка, и мир для нее померк и исчез. Они были одни во вселенной, одни на все белом свете, где-то между небом и землей парили их души, и два сердца бились в унисон, охваченные любовным томлением.
— Я люблю тебя! — прошептал герцог страстно.
Он стал целовать ее щеки, глаза, волосы, шею, то место, где пульсировала тоненькая жилка, выдавая охватившее ее волнение, ее плечи, белоснежную кожу на груди.
— Ах, Вирджиния, Вирджиния! — бормотал он словно в бреду. Ее тоже охватило непередаваемое томление. Еще ни разу в жизни она не переживала таких сладостных и незабываемых мгновений. Она, словно волшебная лютня, отвечала на каждое прикосновение его рук и губ, вдыхала в себя его горячее дыхание, волнующий запах его кожи.
Так простояли они в объятиях целую вечность. Во всяком случае, она потеряла счет времени. И вдруг совершенно неожиданно он разжал кольцо своих рук и отпустил ее.
— Пойдем, я покажу тебе кое-что! — сказал он вполголоса.
И, взяв ее за руку, повел с террасы назад в ротонду. Шторы, закрывающие вход в павильон, были приподняты. Они вошли в комнату в состоянии какого-то опьянения. Первое, что бросилось в глаза Вирджинии, это альков, выходящий прямо на террасу. Там, на некотором возвышении, стояла кровать.
Таких Вирджиния еще не видела. Роскошный балдахин усыпан десятками, нет, сотнями, маленьких купидончиков: белых, розовых, золотых. Десятки других шаловливых и улыбающихся посланцев любви свисали с потолка, и каждый держал в своей крохотной ручке зажженную свечу. Казалось, они парили в воздухе, устремляясь туда, где у изголовья были изображены два переплетенных сердца. Тонкий аромат белых лилий, таинственное мерцание свечей — все это создавало в комнате неповторимую атмосферу.
Вирджиния долго молча разглядывала убранство комнаты, потом повернулась к герцогу и внимательно посмотрела на него. Он больше не держал ее за руку, а стоял несколько поодаль, словно намеренно отодвинувшись от нее.
— Я уже рассказывал тебе, — начал он тихо, — что мой предок воздвиг этот павильон как храм любви. Все это убранство было в свое время привезено из Австрии. Он хотел поразить воображение той, кого любил больше жизни. Они были счастливы здесь, Вирджиния!
Герцог помолчал немного, а потом продолжил:
— Карета ждет тебя, Вирджиния! Не стану убеждать тебя или умолять. Если хочешь, ты вольна вернуться в замок в любую минуту. Скажу лишь еще раз: я люблю тебя! Люблю тебя всем сердцем и душой. Мне нечего предложить тебе, кроме своей любви и своего сердца. Возьми его и делай с ним, что хочешь! Я бросаю его к твоим ногам!
Голос герцога эхом отозвался в дальних частях ротонды, словно вибрировал в этой тягучей сладостной атмосфере. Он замолчал, и наступила звенящая тишина. Вирджиния стояла неподвижно. Ей показалось, что все вокруг замерло в ожидании ее ответа, даже свечи перестали мерцать, и язычки их пламени застыли, словно восковые.
88 
