Глава 4

Когда Хелена погрузилась в облака душистой пены, возвышавшиеся в ванне Лилиан Биллер, ей показалось, будто она попала в прекрасный сон. Девушка не могла поверить, что у мамы Миранды была своя собственная ванная.

Лилиан однозначно называла роскошную ванную комнату «моя ванная», и в нее можно было попасть только из спальни хозяйки – такого же предмета мечтаний. Хелена когда-то читала о кроватях с балдахином, но ничего подобного не видела еще ни разу.

В комнате красовалась только кровать, застеленная покрывалом и усыпанная множеством подушек. К тому же с балдахина свисали плотные светло-синие занавески.

Хелена выкупалась в теплой воде, наслаждаясь тонким розовым ароматом и оглядывая обстановку ванной. Мягкий, приглушенный свет элегантных, причудливых торшеров из стекла Тиффани наполнял комнату. На полу перед ванной и умывальником лежали пушистые золотистые коврики, на крючках висели толстые купальные полотенца такого же цвета. Раковина, несомненно, была сделана из мрамора, а на столике стояли всякие дорогие духи в разноцветных флаконах. Должно быть, семья Миранды состоятельная, раз содержит такой дом. Неужели обычный университетский профессор в Новой Зеландии зарабатывает столько? Потом Хелена вспомнила, что мать Миранды – известный романист. Вероятно, именно она обеспечивала семью и, очевидно, без колебаний, за собственные деньги окружила себя такой роскошью.

Хелене мать Миранды показалась симпатичной, хотя и несколько странной. Лилиан Биллер общалась с дочерью, скорее, как с младшей сестрой. Для Миранды она была авторитетом. Лилиан выглядела намного моложе и грациознее, чем мать Хелены, когда та еще была здорова. До депортации Мария Грабовски считалась человеком серьезным. Пожалуй, она шутила только с Люциной и проявляла теплые чувства лишь в узком семейном кругу.

Лилиан Биллер, наоборот, вела себя с Хеленой уже как с членом семьи. Девушке стало неловко, когда она взглянула на мягкую фланелевую пижаму и пушистый банный халат, которые мама Миранды положила на табурет возле ванной.

– Платье совсем мокрое и грязное, нам придется его постирать, – сообщила она с улыбкой, прежде чем оставить Хелену в ванной одну. – А мои вещи или вещи Миранды тебе не подойдут. Поэтому сразу надевай пижаму, мы же здесь все свои.

Хелена задавала себе вопрос, прилично ли будет показаться в ночном белье перед совершенно незнакомыми людьми. С другой стороны, она больше мечтала завернуться в уютный банный халат, чем надеть на себя какое-нибудь платье.

Пока Хелена отмокала в ванне, мылась душистым мылом и полоскала волосы розовой водой, жизненные силы постепенно возвращались к ней.

Девушка снова начала трезво размышлять, и опять на нее навалилась тяжесть забот и чувство вины. Как бы хорошо ей теперь ни было, она должна тщательно продумать, какие моменты своей истории рассказать Биллерам. Хелена ни в коем случае не хотела открывать самую страшную тайну – о растущем в ее животе ребенке. Она выболтала Миранде и ее двоюродному брату свое настоящее имя… Сейчас ей нужно рассказать, что она попала в группу эмигрантов вместо сестры. Хелена все не могла решиться и сделать признание в предательстве. От одной мысли о том, как эти люди посмотрят на нее, когда откроется то, что она бросила сестру, сердце девушки неспокойно забилось.

В раздумье она медленно выбралась из остывающей воды, завернулась в мягкое банное полотенце, расчесала волосы перед зеркалом Лилиан, обрамленным рамкой из разноцветного стекла. Когда девушка надела пижаму, а потом запахнула белый банный халат, то уже точно знала, о чем скажет, а о чем умолчит, хотя Хелену мучило осознание того, что она не полностью открыта в ответ на сердечное гостеприимство этой семьи. Девушка обула немного маловатые домашние туфли, которые ей тоже заботливо оставила хозяйка, и отправилась вниз.

  39