Не успели его слова сорваться с языка, как Мэтт вдруг почувствовал себя неожиданно легко. Слава богу, он набрался решимости и высказал все. Забавно, однако, — после стольких лет ему выпал шанс, о котором он мог только мечтать, а он отказался. Мэтта охватило ликование — восхитительное чувство вновь обретенной свободы переполняло его, и даже легкий привкус горечи и разочарования не мог испортить сладость сознания одержанной победы.
— Ты всегда был романтиком, — обиженно фыркнула Салли. Впрочем, неудивительно — она давно уже привыкла получать все, что ей хочется.
— А ты нет, — с улыбкой бросил Мэтт. — Может быть, именно в этом все и дело. Ты всегда старалась выбить из меня “романтическую дурь”, а я верил в нее и верю до сих пор. Как для тебя все просто! Не успела схоронить одного мужа и уже ринулась эксгумировать другого! А уж если вспомнить, как ты отлучила меня от собственных детей! Господи, да ведь ты едва не прикончила меня! Зато теперь я свободен и счастлив, что это так!
— Ты всегда был чокнутым, — рассмеялась Салли. Мэтт не стал с ней спорить — он-то хорошо знал, что сделал именно то, что нужно, может быть, в первый раз в жизни. — Ну ладно, а как насчет того, чтобы просто поразвлечься немного?
Мэтт догадался, что в надежде добиться своего Салли метнула на кон свой последний козырь, и почувствовал внезапную жалость к этой женщине.
— Глупо… и к тому же потом нам будет совестно смотреть в глаза друг другу, — спокойно проговорил он. — А после что? Ты думала об этом? Наверное, нет. А вот я думал. Потом у тебя опять появится кто-то еще. И что тогда делать мне? Снова биться головой об стену? Извини, дорогая, что-то не хочется. Нет, спать с тобой — все равно что пытаться приручить акулу: то ли приручишь, то ли нет, а руки лишишься точно. А я, знаешь ли, вовсе не горю желанием снова зализывать раны.
— И что теперь? — Салли плеснула себе в бокал мартини. Вид у нее был взбешенный. Мэтт усмехнулся — она налила уже третий бокал. А сам он, едва сделав глоток, отставил бокал в сторону. Наверное, постарел, хмыкнул он про себя. Во всяком случае, мартини уже не доставлял ему такого наслаждения, как прежде.
— Теперь? Теперь мы поступим, в точности как ты хотела: пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями. Ты отправишься в Нью-Йорк, а потом отыщешь себе нового мужа, переедешь в Париж или Лондон, а может, в Палм-Бич и станешь растить детей. И в следующий раз мы с тобой встретимся на свадьбе у Ванессы и Роберта. — Это было как раз то, о чем мечтал Мэтт.
— А как же ты? — зло прищурилась Салли. — Неужто так и останешься отшельником?
— Почему бы и нет? Словно старое дерево, пущу корни и стану наслаждаться жизнью вместе с теми, кто придет посидеть в тени моих ветвей, насладиться покоем и тишиной. Знаешь, в такой жизни есть свои прелести.
“Только не для тебя, моя дорогая”, — усмехнулся про себя Мэтт. Подобную жизнь Салли презрительно именовала “преснятиной”. Она жить не могла без волнений, а если их не было, то ничтоже сумняшеся создавала их сама.
— Послушай, ты ведь не такой уж старый, чтобы так думать. Господи, да ведь тебе всего только сорок четыре! Хэмишу стукнуло сорок два, когда он умер. А рядом с тобой он казался почти мальчишкой.
— Вот-вот… и теперь его нет в живых. Так что, может, тихая жизнь не так уж плоха, как тебе кажется? Ну, как бы там ни было, с этого дня наши с тобой пути разойдутся. И слава богу, иначе я доведу себя до психушки, а ты, чего доброго, просто прикончишь меня. Перспектива не из приятных, верно?
— У тебя кто-то есть?
— Может быть, дорогая, может быть. Но тебя это не касается. Если бы я любил тебя, то бросил бы все и последовал за тобой на другой конец света. Ты ведь меня знаешь, Салли. Вот такой уж я романтический дурак, хоть и старый. Проблема в том, что я тебя не люблю. Раньше думал, что любил, а вот увидел тебя и понял — нет. Все перегорело. Все-таки десять лет прошло. Я и сам не заметил, как это случилось. Осталась только любовь к детям, какие-то старые воспоминания и больше ничего. Может быть, где-то в глубине души я все еще люблю тебя… но не настолько, чтобы простить то, что ты сделала.
Мэтт встал, поцеловал ее в макушку и молча двинулся к двери. Салли не шелохнулась, не пыталась его остановить — только смотрела ему вслед. Все-таки она хорошо его знала. И понимала, что это конец. Раз Мэтт сказал, так и будет. Так было всегда, и так будет впредь. Уже перед самой дверью Мэтт обернулся.