56 
Я послушно кивнул.
В перерыве охранники снова поздравляли меня с оправдательным приговором.
— Еще сирень не расцветет, как вы выйдете на свободу, — пообещал тот, который еще верил в появление снега.
Меня же объял ужас при мысли, что придется когда-нибудь нюхать сирень.
Когда радостное возбуждение в зале улеглось, я поднял руку. Получив разрешение судьи высказаться, я вышел на середину сцены. Смотрел на публику, в которой сейчас не видел ни одного знакомого лица.
— Вы не хотите присесть? — произнес голос, показавшийся мне незнакомым.
— Уважаемый суд! — провозгласил я. — Я хотел бы сделать признание.
Опять поднялся шум, он заставил меня напрячь глотку. Голова закружилась, и я вцепился в микрофон, чтобы не упасть. Обхватив обеими руками, я близко поднес его ко рту, словно поп-звезда, которая старается обмануть публику, раскрывая рот под фонограмму.
— Я стрелял не в кого-нибудь, — четко произнес я. — Я хорошо знал Рольфа Лентца. Он был моим… моим…
Перед глазами опустился темно-фиолетовый занавес, на его фоне закрутились серебряные спирали. На счет «раз» дверь приоткрылась. На «два» — я узнал темные мужские ботинки. «Три» — появились голубые джинсы. «Четыре» — перед глазами поплыли красные круги, а потом все стало черным. Я прижал кулаки к глазам, из них брызнули слезы, и нагнул голову. Указательный палец моей левой руки согнулся. Я жал на курок изо всех моих сил, физических и душевных, которые сосредоточились сейчас на кончике этого пальца. Сжал зубы, почувствовав, как в виски стучит кровь. Наконец металлический рычажок поддался. «Пять!» — раздался громкий крик позади меня. Микрофон упал, развалившись на части. Каменная плитка пола коснулась моего лба.
— Он был моим любовником, — услышал я собственный голос, перед тем как упасть.
Ужас сказанного мною эхом отдавался у меня внутри, однако я улыбался. Потом вокруг меня все потемнело.
Через несколько часов я снова сидел напротив судьи. «Давление», — объяснил я, извинившись за причиненное беспокойство. С давлением все было в порядке, просто от переутомления силы покинули меня, и я споткнулся. Студентов театральной школы следует направлять на заседания суда: здесь роли не просто играют, их проживают.
Сейчас все они увидели во мне преступника. Женщина на скамье присяжных, напомнившая мне мать, держала голову прямо. Активистка антииммигрантского движения жевала резинку, с ненавистью глядя мне в лицо. Физиономия человека с массивной цепью выдавала его желание поколотить меня. Он легко простил бы мне убийство, но не публичное признание в том, что я голубой. С лиц прочих также исчезло благостное выражение. Это придало мне сил и позволило рассказать всю мою историю без запинки.
Я прошелся по всем пунктам наших с Рольфом Лентцем отношений, которые так тщательно изучил вжавшийся сейчас от стыда в кресло мой адвокат. Я подготовился.
Заученное перед сном хорошо запоминается. Я это знал, бывший отличник.
Два года Рольф Лентц и я вместе изучали германистику. Я признался, что сразу почувствовал любовь к нему. О, без подобных фраз мировая литература немыслима! Однако я усердно сопротивлялся набиравшему силу чувству. О том, чтобы открыться родителям, не могло быть и речи. Судья печально кивнула.
Обстоятельства вынудили меня связаться с женщинами. Это у меня получилось, однако счастливым не сделало. Четырнадцать лет я прожил с подругой Делией. Это воспоминание доставило мне несколько приятных секунд.
— Платоническая страсть, если хотите, — объяснил я присяжным.
Они больше ничего не хотели, я стал им противен. Тогда я поведал, как загнанное в угол желание внезапно проснулось, когда я встретил Лентца на конференции, о которой готовил репортаж. Он возглавлял движение в защиту прав гомосексуалистов и вел семинар по организации политических акций, а я посещал его под чужим именем.
— Он оказался законченным наркоманом, — продолжил я, — но это лишь усилило мое влечение. Я знал, что должен находиться рядом с ним, чтобы вытащить его из болота, и не замечал, как сам все глубже погружался в трясину.
Будучи ведущим редактором издательства «Эрфос», я хорошо умел осушать такие «мокрые места» в рукописях. Литераторы, которые не могли без них обойтись, отчаянно барахтались или шли ко дну, взывая к моей помощи.
Итак, наша связь с Лентцем восстановилась, и мы стали видеться регулярно. Вскоре наши отношения переросли в интимные.
56 
