Многие мужчины признавались мне в любви, превозносили красоту и прочие достоинства, но в глубине души я всегда знала, что моих воздыхателей привлекают не женские чары Елизаветы, а корона, почести и богатства, которыми я их осыпала. А Марию — Марию любили ради нее самой. Вот почему я так ненавидела ее, а вовсе не из-за ее жалких претензий.
Даже мой верный слуга сэр Фрэнсис Ноуллз, отец ветреной Леттис, не остался равнодушен к чарам шотландки. Я вверила ее попечению Ноуллза, своего родственника, поскольку трудно было найти более подходящего тюремщика. Однако Мария сумела втереться в доверие и к нему. Она умоляла его отвезти ее ко двору, и Ноуллз, сжалившись над пленницей, признался, что королева Английская не решается встретиться с Марией, опасаясь за свою репутацию — ведь Мария еще не очистилась от подозрения в убийстве. После этой трогательной беседы Ноуллз написал мне письмо, умоляя освободить его от обязанностей тюремщика. Я решила, что время для этого еще не пришло.
Ноуллз был убежденным протестантом, и, когда Мария поселилась у него в замке Болтон, сэр Фрэнсис попытался обратить ее в свою веру. Я полностью доверяла этому человеку, но оставлять его наедине с Марией слишком долго было бы опасно, поэтому я перевела ее в Татбери, под присмотр графа Шрусбери. За этого джентльмена можно было не опасаться — его волевая и властная жена нипочем не позволила бы супругу заводить шашни с пленницей. Освободить Ноуллза от обязанностей тюремщика было несложно — у него как раз скончалась супруга, и я воспользовалась этим предлогом.
Смерть Катарины Ноуллз стала для меня тяжелым ударом. Она приходилась племянницей моей матери, то есть между нами существовала близкая кровная связь. Это была мягкая, милая дама, непонятно, как могла у нее родиться такая ветреница, как Леттис.
Весь двор знал, что я горюю по своей кузине. Я похоронила ее за свой счет в часовне святого Эдмунда, и это несчастье позволило мне освободить сэра Фрэнсиса от обязанностей тюремщика и препоручить Марию опеке графа Шрусбери.
Роберт все время находился рядом, по-прежнему любящий и преданный. С неиссякаемым упорством он продолжал добиваться моей руки, а я на него не сердилась, потому что считаю настойчивость одним из лучших мужских качеств. Шли годы, мы оба старели, но Роберт все еще не терял надежды. Я знала, что он нередко заглядывался на других женщин, и не придавала этому значения, лишь бы его интрижки происходили вдали от моих глаз. Легкое любовное увлечение — пожалуйста, но по первому же зову Роберт должен мчаться ко мне.
Поэтому меня поначалу даже позабавило, когда в Роберта влюбились сестры Ховард. Смешно было видеть, как они соперничают друг с другом из-за мужчины, который всей душой принадлежал мне. Пожалуй, Дугласс Ховард имела больше шансов на взаимность. Она была замужем за лордом Шеффилдом, но, похоже, брак получился не слишком удачным — иначе она не бросала бы такие страстные взгляды на графа Лестера. Впрочем, пылкой женщине в любом случае трудно устоять перед таким красавцем, как Роберт.
Вероятно, страстная Дугласс была похожа на легендарную Мэри Болейн, не способную устоять перед красивым мужчиной. Я хорошо знаю этот сорт женщин, одержимых жгучим плотским желанием. Такой же была Катарина Ховард, одна из жен моего отца. Слишком уж горячая кровь у членов рода Ховард! Надо будет поинтересоваться у милорда Норфолка, унаследовал ли он эту фамильную особенность.
В моем присутствии Роберт и виду не подавал, что его хоть сколько-нибудь интересует Дугласс Шеффилд. Между тем я знала, что он на меня обижен. Недавно я подарила Кристоферу Хаттону плодородные угодья, расположенные между Хоборн-хилл и Элай-плейс, а когда Роберт выразил недовольство, напомнила, что он получил от меня гораздо больше, а взамен мне нужны лишь его любовь и преданность.
— Моя любовь и моя преданность и так принадлежат тебе, — серьезно ответил он. — Они не нуждаются в дарах и милостях.
Наши отношения в этот период были весьма нежными. Я заметила, что в темных кудрях Роберта пробивается седина, и от этого он стал мне еще дороже. Несомненно, я любила Лестера по-настоящему.
Невзирая на все уверения Норфолка, я знала, что он не отказался от планов жениться на Марии. Догадывалась я и о том, что некоторые мои приближенные, которых я числила среди своих друзей, поддерживают эту затею. Я боялась, что на севере страны поднимется мятеж, не доверяла пэрам-католикам, поэтому этой затянувшейся интриге следовало положить конец.