27 
Сестра была младше меня на одиннадцать лет, еще один случайный сорняк, выросший на клумбе любви матери к мужчинам. Ее папаша был, предположительно, из командировочных, с предположительным именем Константин. Мой папаша также канул в Лету, так и не свидевшись со мной ни разочка. Его предположительное имя, ясное дело, было – Владимир, он был, вероятнее всего, из дальнобойщиков.
Кстати, мои предположения основываются вовсе не на затуманенных и спутанных воспоминаниях моей матери, а на том простом факте, что в те годы, когда господь замышлял спустить меня с небес на землю, мама служила официанткой в одном кафе на трассе «Москва – Дон» и была близко знакома с большим количеством дальнобойщиков.
Надо понимать, что в официальных свидетельствах о рождении у нас с Дашкой большой жирный прочерк в графе «отец», а отчества наши мать вписала по приблизительным прикидкам. Когда я создавала свою легенду, я оторвалась по полной, создав полный комплект родни со стороны папы. Фигура отца, оказавшая такое влияние на мое становление и учебу, была моей любимой во всей этой легенде. Я создавала истории, самые разные, о том, как мы с папой катались на санках зимой и ездили на море летом, о его дальней родне в Пицунде, о том, как он меня однажды даже выпорол за то, что я украла игрушку в магазине – так он был взбешен.
Психолог наверняка бы сказал, что у меня комплекс безотцовщины или что-то вроде того. Не знаю. Возможно. Факт в том, что я прекрасно научилась обходиться в своей юной жизни и без отца, и без матери. Бабушка делала что могла, но она жила с нами, в нашей хибаре, получала пенсию, которую старательно прятала от матери и подкармливала нас в первые две недели месяца. Потому что во второй его половине деньги все же пропивались и спускались в никуда. Мама пила.
Я действительно была очень худая, и не потому, что у меня конституция такая, а потому, что питалась я по системе трехразового питания – понедельник, среда и пятница. Любимым моим развлечением времен детства было ходить с подружками по бурсе на одно специальное тайное место – пешеходный переход над дорогой, с которого мы плевались в проезжающий под нами автотранспорт. Вопрос был в том, кто больше раз попадет в автомобиль.
Я плевалась просто отлично. И материлась тоже – мама научила всему, что знала. А обходиться минимумом еды я приучилась довольно спокойно. У меня были другие цели и другие задачи, и для моих целей нужно было быть худой, очень худой. Так что можно сказать, что не ела я по собственной доброй воле. Впрочем, может, и конституция у меня тоже была соответствующая.
А вот Дашка была совсем другая. Она лопала самые простые кашки за обе щеки. Даже когда они у меня пригорали, она морщила свое смешное толстое лицо и лопала – щекастая и горластая. Когда она родилась, мы с бабой Зосей объединились в единый фронт, чтобы Дашка все-таки обросла мясом на костях. Моя Дашка. Сестренка моя.
Она очень выросла. Была самая середина дня, я допивала чай с имбирем и читала новости в IPad. Услышав звонок, я не заподозрила ничего такого. Просто пошла и открыла дверь. На пороге она, моя Дашка, семнадцати лет от роду, которую я еле узнала – так она выросла. В последний раз я видела ее два года назад, и тогда она бегала по улице с двумя хвостиками и просила меня купить ей швейную машинку, чтобы она могла сшить себе платье, как у одноклассницы.
Машинку я ей купила, она прятала ее у подружки и строчила без остановки, присылая мне «до востребования» письма с просьбами выслать ту или иную деталь или приспособление для шитья. Мы общались при помощи писем. Такого удовольствия, как стационарный телефон, в нашей развалюхе не имелось, а покупка мобильного телефона трижды заканчивалась одинаково плачевно – неделя, две, максимум месяц, и мать утаскивала телефон на базарчик. Ввиду легкости его реализации он становился для нее самой желанной добычей.
Дашка писала мне «до востребования». Я, конечно, не могла допустить, чтобы письма от нее приходили на мой настоящий адрес, потому что не могла рисковать своей легендой. Объясняла я такую меру Дашке и бабе Зосе тем, что живу на съемных квартирах, много работаю, часто переезжаю и куда проще будет не рисковать с пересылкой писем, а использовать какое-то одно почтовое отделение. Так и повелось.
Дашка в письмах рассказывала мне о том, как дела, как мать и баба Зося. О том, что бабушка все больше глохнет и приходится на всю улицу орать, чтобы позвать ее обедать. Баба Зося писала, что Дашка раздолбайствует, в своем колледже совсем не учится и может из него вылететь. Я-то вообще хотела ее в институт отдать, но эти планы были стерты в пыль самой Дашкой.
27 
