98 
– У него нет права голоса. Он не с нами.
– Он умрет вместе с нами.
Отец Ривас взял у Марты мокрую рубашку.
– Нам некогда спорить, – сказал он. – Я отслужу мессу. Если сеньор Фортнум захочет ее послушать, помогите ему войти. Я отслужу мессу по Диего, по Мигелю, по всем нам, кто сегодня может умереть.
– Только не по мне, – заявил Акуино.
– Ты не можешь мне указывать, за кого надо молиться. Я знаю, что ты ни во что не веришь. Ладно. Не верь. Встань в тот угол и ни во что не верь. Кому какое дело, веришь ты или нет. Даже твой Маркс знает не больше моего, что истинно и что ложно.
– Терпеть не могу, когда попусту тратят время. У нас его не так много осталось.
– А как бы ты хотел его употребить?
Акуино рассмеялся.
– Конечно, я бы так же его потратил, как и ты. «Когда о смерти речь, то говорит живой». Если бы я все еще хотел писать стихи, я бы сделал эту строчку чуть яснее – я уже начинаю понимать ее сам.
– Ты примешь мою исповедь, отец мой? – спросил негр.
– Конечно. Погоди минутку. Давай выйдем на задний двор. А ты. Марта?
– Как я могу тебе исповедоваться, отец мой?
– А почему бы нет? Ты достаточно близка к смерти, чтобы дать любое обещание – даже покинуть меня.
– Я никогда…
– Об этом позаботятся парашютисты.
– А ты сам, отец мой?
– Ну, мне придется обойтись без исповеди. Не всем так везет, что перед смертью у них под рукой священник. Я рад принадлежать к большинству. Слишком долго был одним из привилегированных.
Доктор Пларр оставил их и пошел в другую комнату.
– Леон собирается служить мессу, – сказал он. – Хотите присутствовать?
– Который час?
– Не знаю. Кажется, начало седьмого. Уже взошло солнце.
– Что они намерены делать?
– Перес велел им освободить вас до восьми.
– А они не хотят?
– Думаю, что нет.
– Значит, они убьют меня, а Перес убьет их. Только у вас есть шанс уцелеть, да?
– Может быть. Хотя и этот шанс невелик.
– Мое письмо Кларе… как бы там ни было, возьмите его у меня.
– Как хотите.
Чарли Фортнум вынул из кармана сверток бумаги.
– Здесь главным образом счета. Неоплаченные. Все торговцы жульничают, кроме Грубера… Куда, черт возьми, я его дел? – В конце концов он нашел письмо в другом кармане. – Нет, – сказал он, – теперь уже нет смысла его передавать. Зачем ей мои нежности, если у нее будете вы? – Он разорвал письмо на мелкие клочки. – Да я и не хотел бы, чтобы его прочла полиция. У меня есть еще и фотография, – добавил он, роясь в бумажнике. – Единственная моя фотография «Гордости Фортнума», но на ней и Клара тоже. – Он кинул взгляд на фотографию, потом порвал и ее. – Обещайте, что не расскажете ей, что я все о вас знал. Не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой. Если она на это способна.
– Обещаю, – сказал доктор Пларр.
– Эти счета… лучше займитесь ими сами. – Чарли Фортнум передал их Пларру. – На моем текущем счету, наверно, найдется, чем их оплатить. Если нет, эти жулики и так достаточно меня надували. Я ухожу с корабля, – добавил он, – но не хочу, чтобы пострадал экипаж.
– Сейчас отец Ривас начнет служить мессу. Если хотите послушать, я вас туда отведу.
– Нет, я никогда не был, что называется, человеком религиозным. Пожалуй, останусь здесь со своим виски. – Он смерил взглядом то, что осталось в бутылке. – Может, хлебну глоточек сейчас, тогда напоследок еще останется настоящая норма. Даже больше шкиперской.
Из соседней комнаты доносился тихий голос. Чарли Фортнум сказал:
– Знаю, что если во все это верить, люди под конец получают какое-то утешение. А вы вообще во что-нибудь верите?
– Нет. – Теперь, когда в их отношения была внесена ясность, доктор Пларр испытывал странную потребность выражаться предельно точно. Он добавил: – Думаю, что нет.
– Я тоже… хотя… Это страшно глупо, но, когда со мной тот тип, я говорю о священнике… ну о том, кто собирается меня убить… я чувствую… Знаете, была даже минута, когда мне показалось, что он хочет мне исповедаться. Мне, Чарли Фортнуму! Можете себе представить? И ей-богу, я бы отпустил ему грехи… Когда они убьют меня, Пларр?
– Не знаю, который сейчас час. У меня нет часов. Наверно, около восьми. Перес даст тогда команду парашютистам. Что будет дальше, один бог знает.
– Опять бог! Никуда от этого дурацкого слова не денешься, верно? Может, все-таки пойти и немного послушать? Вреда от этого не будет. А ему приятно. Я имею в виду священника. Да и делать все равно нечего… Если вы мне поможете.
98 
