очень нудно 
90 
Не так уж много найдется мужчин, которые моги бы сказать, что никуда им не надо спешить и никто их нигде не ждет, куда бы они ни попали. Никогда раньше Майклу не было знакомо ощущение подлинной свободы. И может быть, в один прекрасный день, если только очень постараться, ему даже начнет это нравиться.
Говард встал, потянулся и отправился в путь по палубе. Вот он поставил передние лапы на ногу Майкла и негромко мяукнул. И Майкл, подняв его, водрузил на свое плечо и прижался щекой к боку кота, дав нежной черной шерстке поласкать свою кожу.
— Вот там и виси, Говард, — прошептал он. — Ничто не длится вечно.
Впрочем, последнее в большей степени было сказано для самого Майкла, чем для кота.
В ту ночь, когда Майкл в последний раз забрался в свой пикапчик и укатил прочь из долины Напа, у него не было ни малейшего представления о том, куда же он направляется. Он знал одно: ему пора убраться подальше. Поначалу он направился было на восток, подчиняясь некой тайной мечте, застрявшей в нем еще с детских времен, — повидать Йеллоустонский парк.[7] Однако в Уиннемакке, штат Невада, он вдруг совершенно неожиданно повернул на север, а попозже, уже в штате Айдахо, свернул обратно на запад и в конце концов закончил свой путь в Сиэтле. День он провел, слоняясь по пристаням, настроившись предложить свои услуги в качестве грузчика капитану очаровательного парусника. И вот, в результате случайного разговора о толстых ломтях семги, он, извольте видеть, уже приближался к Гавайским островам.
Он покинул Калифорнию, ища исцеления, в то же время отлично понимая, что его не предвидится.
Странствия, возможно, и не стали бы решением проблемы, но это, черт подери, куда лучше, чем сиднем сидеть на одном месте. Майкл не мог отделаться от ощущения, что если бы он остановился, пусть даже всего на одну минуту, то все, оставленное им позади, все, от чего он бежал прочь, снова настигло бы его. А он пока еще не готов к новой встрече с этим.
И пока он не сумеет отыскать какой-то способ ужиться с мыслью, что он потерял, надо не прекращать движения.
И если для этого потребуется вечность… ну и черт с ним!
Глава 24
Сент-Хелена. Март 1990 г.
Элизабет стояла у края виноградника. На ней был черный костюм, который она купила еще восемь месяцев назад, готовясь к тому дню, когда ей придется сказать Амадо последнее «прости». Понимая, как тяжело ей будет разгуливать по магазинам в поисках соответствующих вещей, когда придет этот час, Элизабет сочла такое решение не только объяснимым, но и практичным. Но в итоге этот костюм стал непосильной ношей для психики, постоянным дополнительным напоминанием, висевшим в задней части ее стенного шкафа и дожидавшимся возможности оправдать ее решение купить его.
Эти долгие месяцы ожидания выдались трудными по множеству причин: дни были наполнены необходимыми встречами, на которых решалось, как лучше освободить Амадо от его поста главы винного завода, его участия в рекламе «Вин Монтойя», ночами же она сидела около его кровати, наблюдая, как он превращался в тень того мужчины, с которым она познакомилась на Рождественском вечере агентства «Смит и Нобл». Уже ближе к концу Элизабет решила, что не стоит начинать новую рекламную кампанию, лучше дать задний ход, выпуская в эфир все меньше и меньше рекламных сюжетов с участием Амадо, пока они просто не исчезнут. А потом, когда у нее будет возможность заново оценить их положение, она решит, как удобнее разместить «Вина Монтойя» на рынках сбыта.
Элизабет понимала, что идет на огромный риск, рассчитывая, что когда-либо она будет в состоянии вновь завладеть их долей на рынке, но это уже относилось к категории «завтрашних проблем». Заботы о муже занимали все ее время. Она спала по нескольку часов в сутки и кое-как справлялась со своей работой на винодельне.
Как и ожидала Элизабет, Амадо не пожелал спокойно отойти во мрак вечной ночи. Даже когда он был совсем близок к концу, когда каждый его вздох требовал больших усилий, он продолжал сражаться за еще один день. Бывали случаи, когда она стояла в коридоре у двери его комнаты и прислушивалась к его затрудненному дыханию, мысленно умоляя его уйти с миром, довериться часто высказывавшемуся им же самим убеждению, что после этой жизни им суждено снова найти друг друга.
И уже в самом конце, когда его тело больше не могло откликаться на волевой призыв сознания, Амадо проснулся от глубокого сна, чтобы в последний раз без спроса уйти от нее. Глаза его были открыты, сознание ясное, губы, дрожа, шептали ей слова любви…
90 
