40 
— Я получил от тебя, Тесса, бесценный Рождественский дар. С тобой я снова научился любить. И снова почувствовал себя живым. Я никогда не смогу тебя забыть. Поверь и всегда помни об этом. Потому что именно так оно всё и будет.
В доме начали бить часы, отсчитывая последние минуты, между Сегодня и Завтра, между Сочельником и Рождеством.
Один. Два. Три.
Бережно обхватив ладонью её затылок, он привлек Тессу к себе. Нежно накрыл ртом её губы. Смакуя её вкус: жизни, любви, надежды. И на пару мгновений Грейсон позволил себе потеряться во всем том, чем эта женщина стала для него.
Четыре. Пять. Шесть.
— Я всегда буду любить тебя, — Тесса вздохнула, слезы, точно дождь, пролились на его лицо.
Семь. Восемь. Девять.
Он приподнялся, обнимая и прижимая её к груди.
Десять. Одиннадцать.
Внезапно стих ветер.
Снег перестал идти.
Казалось, весь мир вздохнул и затаил дыхание.
Двенадцать.
Грейсон ахнул, откинул голову назад и застонал от жуткой боли, похоже, пустившей корни внутри него, которая, добравшись до самых кончиков пальцев, завладела каждой клеточкой, мышцей и костью в его теле, и теперь заставляла корчиться, выворачивая плоть наизнанку в ослепляющей, раскаленной добела, агонии.
— Грейсон? — Голос Тессы. Так близко. И в то же время ему казалось, что их разделяли многие мили. — Грейсон? Ты в порядке?
Он едва слышал её, целиком поглощенный новым удивительным давно забытым звуком. Тем, которого не слышал вот уже более полутора веков. Тем, который даже не мечтал услышать хоть когда-нибудь снова.
Его сердце.
Оно билось.
Грейсон сделал вдох, потом другой. Почувствовал, как раскрываются легкие, наполняясь воздухом. Почувствовал холод, исходящий от промерзшей земли и тепло, от невесомых прикосновений Тессы к его лицу. Неровное биение сердца отдавалось во всем теле. И когда он обернулся, чтобы взглянуть Тессе в глаза, то едва смог разглядеть её сквозь прозрачную дрожащую пелену, туманившую взгляд.
— Что с тобой? Грейсон… что?
Не говоря ни слова, он схватил её руку и прижал к своей груди. Её глаза расширились от изумления и радости, которые они сейчас делили пополам. Зная, что чем бы это ни было, оно стало возможно лишь из-за неё. Что чудо произошло именно с ними — вернее, ради них — из-за силы, которую они обрели друг в друге.
— Ты снова живой?
Она рассмеялась, сквозь слезы, и кинулась в его объятия.
Вокруг снова задул ледяной ветер, и завыла вьюга.
В морозном воздухе закружились белые хлопья.
Мир возобновил свой неистовый бег.
Слегка пошатываясь на ногах, Грейсон вздрогнул от боли, которая сейчас — когда он снова чувствовал себя живым — казалась ему намного более реальной. Но всё это не имело значения. Ничто не могло омрачить ему этого момента.
Потому как ничто и никогда в его жизни не значило для него так много.
— Я люблю тебя, Тесса, — произнес он, ласково обхватив ладонями её лицо. — Теперь я снова смертен. И могу, наконец, сказать тебе правду. Теперь я смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься, постаравшись стать для тебя тем, кто тебе нужен. Выходи за меня замуж, Тесса. Подари мне свою любовь и позволь мне любить тебя.
— О, Грейсон, да! — Она обвила его шею руками и прижалась к нему так крепко, словно боясь отпустить его от себя хоть на миг — вдруг Рождественское чудо исчезнет.
Но он знал — этого не случится.
По какой-то неведомой причине… кто-то там, на Небесах, даровал ему второй шанс.
Чудо.
И в нежно-розовом свете зарождающегося рождественского утра, Грейсон поцеловал женщину, которую полюбил навеки, и поклялся себе, что не потратит впустую ни одного мгновения вновь обретенной жизни.
Конец
40 
