очень нудно 
88 
Когда они наконец сели в самолет, чтобы лететь домой, Мэдди испытала облегчение.
– Что это ты так радуешься? – спросил Джек с подозрением.
– Просто хочется домой, – коротко ответила она. Ей в отличие от него не хотелось ссориться.
– Наверное, в Вашингтоне тебя кто-то дожидается, Мад? – не унимался он. Она в отчаянии посмотрела на него.
– Никто меня не дожидается, Джек, ты же знаешь.
– Теперь я ничего о тебе толком не знаю. Но узнаю, если захочу.
Она не ответила, чтобы не нарваться на грубость. Молчание было наилучшим выбором.
На следующий день, отработав свои эфиры, Мэдди отправилась на встречу женской группы, как обещала доктору Флауэрс. Она сделала это помимо воли, боясь, что на занятии ей станет еще тоскливее. Джеку она сказала, что идет на заседание комиссии первой леди. Вероятно, он ей не поверил, но спорить не стал, потому что у него были свои планы – деловая встреча после работы.
Когда Мэдди пришла по адресу, где собиралась группа, ей стало не по себе. Это было обветшалое здание в плохом районе; она уже не сомневалась, что окажется среди опустившихся, вечно жалующихся горгулий. Но с удивлением обнаружила, что ошиблась: жертвы домашнего насилия были в джинсах и в деловых костюмах, одни молодые, другие постарше, некоторые хорошенькие, остальные с обычной внешностью. Большинство выглядели умницами, красоте некоторых можно было даже позавидовать. Руководительница группы с теплотой посмотрела на Мэдди.
– У нас принято обращаться друг к другу по именам, – объяснила она. – Если мы узнаем старых знакомых, то не показываем этого. Мы не здороваемся, встречаясь на улице. Мы никому не рассказываем, кого видим и что слышим. То, что говорится здесь, остается в этих стенах. Нам важно чувство безопасности.
Мэдди согласно кивнула.
Сидя в вытертых креслах, женщины по очереди назвали свои имена. Большинство, видимо, были знакомы по прежним посещениям группы. Руководитель объяснила, что обычно на занятия ходят два десятка женщин, иногда больше, иногда меньше. Группа собиралась дважды в неделю, отсутствие на занятии никак не каралось. В углу стояла кофемашина, некоторые принесли печенье.
Женщины стали рассказывать о себе, о событиях в своей жизни, о своих тревогах и радостях, страхах. Одни находились в ужасном положении, другие ушли от жестоких мужей, третьи оказались гетеросексуалками или лесбиянками, у некоторых были дети. Объединяло их жестокое обращение, которому все они подвергались в семье. Большинство выросло в семьях, где практиковалось насилие, но не все. Некоторые вели внешне завидную жизнь, пока не встречали мужчин или женщин, которые начинали их тиранить. Слушая сестер по несчастью, Мэдди испытывала облегчение, какого не знала много лет. То, что она слышала, было так знакомо, так реально, так похоже на ее собственный опыт, что это можно было сравнить с избавлением от тяжелых доспехов. У нее было чувство, что она вернулась домой, что эти женщины – ее родственницы. Почти все, что они описывали, выглядело как те отношения, через которые прошла она сама, и не только с Бобби Джо, но и с Джеком. Слушая женщин, Мэдди словно слышала свой собственный голос, свою собственную историю; она все больше убеждалась, что Джек был с ней жесток с самого дня их знакомства. Сила, очарование, угрозы, контроль, подарки, оскорбления, унижения, боль – именно так у нее и было. Все вместе женщины рисовали портрет классического домашнего деспота-насильника; Мэдди оставалось удивляться, как она не понимала всего этого раньше. Доктор Флауэрс разложила все по полочкам уже несколько месяцев назад, но тогда это не было ей настолько ясно, как сейчас. Она поймала себя на том, что больше не чувствует ни смущения, ни стыда. Наконец-то ей полегчало: Мэдди была не права только в том, что соглашалась со всей той напраслиной, которую муж на нее возводил, и позволяла себе ощущать вину.
Она поведала товаркам о своей жизни с мужем, о том, что он ей говорил, что делал с ней, повторила слова, которые от него слышала, воспроизвела его тон, обвинения, реакцию на Лиззи. Все кивали, сочувствуя ей, и твердили, что у нее есть выбор. Следующий шаг зависит только от нее.
– Мне очень страшно, – призналась Мэдди шепотом, обливаясь слезами. – Что со мной будет, если я уйду от мужа? Что, если без него у меня ничего не получится?
Ее не подняли на смех за эти слова, не назвали ее сомнения глупыми. Все эти женщины тоже испытывали страх перед решающим шагом, и у многих были на то веские основания. Муж одной из них угодил в тюрьму за попытку ее убить, и она тряслась от мысли, что произойдет через год, когда он выйдет на свободу. Многие подвергались физическому насилию, как сама Мэдди, пока жила с Бобби Джо. Некоторые отказывались от прежней жизни, покидали хорошие дома. Две даже бросили детей – из страха, что иначе мужья с ними расправятся. Они знали, что не заслуживают одобрения, но все равно сбежали. Остальные еще боролись с собой и не были уверены, что смогут уйти от мужей, – совсем как Мэдди. После всех этих историй ей стало понятно одно: каждый час, день, минуту промедления она подвергала себя смертельной опасности. Внезапно до нее дошло то, что ей твердили Билл, доктор Флауэрс, даже Грег. Раньше она их даже не слышала. Только сейчас у нее прорезался слух.
88 
