49 
— Я нашел тебя, — молвил он, словно должен был уверить в этом самого себя, — и такое никогда больше не повторится!
Потом он целовал ее долго-долго медленными поцелуями, как будто давал ей клятву в вечной преданности.
Прошло немало времени, прежде чем он вновь посмотрел на нее.
Какая еще женщина может быть столь лучезарной, чистой и благостной, оставаясь при этом земным существом.
— Я люблю тебя, — повторял он, не уставая произносить эти слова.
— Я люблю тебя, — ответила Надя, — но никогда не могла представить себе, что и ты полюбишь меня!
— Я люблю тебя, как никого раньше не любил, и должен оградить тебя от всех этих напастей, которым лучше бы никогда не случаться. А потому нам следует пожениться в самое ближайшее время.
К его удивлению, Надя вся напряглась и вновь уткнулась лицом в его плечо.
— В чем дело? — спросил он. — Не могу поверить, что ты не настолько любишь меня, чтобы желать выйти за меня замуж.
— Я люблю тебя всем сердцем, ты для меня — вся вселенная, но я не имею права выйти за тебя.
Уоррен сжал ее крепче в объятиях.
— Почему же нет?
Она не ответила, и он сказал:
— Ты должна открыть мне свою тайну, ненаглядная моя. Клянусь, в чем бы она ни состояла, это не повлияет на мое решение жениться на тебе.
— Нет, нет, — пробормотала она. — Это нереально, так как может повредить тебе.
— Единственное, что может повредить мне, — пожал плечами Уоррен, — так это боль от сознания, что ты не можешь довериться мне.
Она вся дрожала, не в силах побороть смятение чувств.
— Ты достаточно натерпелась, — решительно молвил он. — Мы поговорим об этом, когда вернемся домой. Кроме того, здесь не очень романтичное место, чтобы говорить о нашей любви.
Надя подняла к нему лицо и улыбнулась сквозь слезы.
— Любое место, где ты говоришь о своих чувствах ко мне, непременно становится романтичным, — заметила она, — но ты, видимо, думаешь иначе.
— Я испытываю к тебе любовь, о существовании которой и не подозревал до настоящего момента, — признался Уоррен. — Однако пойдем, у меня больше нет желания здесь оставаться.
Он взял ее за руку, помог взобраться по каменистому склону ложбины и пройти по неровной почве рощицы до того места, где ждали лошади.
Посадил ее в кабриолет, подобрал поводья, а Джим вскарабкался на запятки.
Надя откинулась на спинку сиденья и облегченно вздохнула.
Ничто теперь не имеет значения, когда в сердце звучит песня радости, оттого, что она с Уорреном.
Но недолго пребывала она в столь блаженном состоянии.
Надо быть твердой, убеждала она себя, и как бы ни любила Уоррена, она не может допустить, чтобы он оказался вовлечен в ужасные события, превратившие в кошмар последние пять лет ее жизни и приведшие к смерти ее матери.
«Я должна уехать и расстаться с ним».
Эта мысль вызвала страшную боль в сердце.
Так как конюх мог слышать их разговор, они молчали, но Уоррен старался ехать как можно быстрее.
Вскоре остались позади лес, парк и подъездная дорожка.
Он привез Надю не к матери, а в Баквуд.
Причем сделал это специально, так как чувствовал: ее место отныне здесь, и именно здесь они должны решить вопрос о своем будущем.
И он готов немедленно с полной ответственностью заявить, что они будут вместе, так как она станет его женой.
Подъехали прямо к парадной лестнице.
Спрыгнув на землю, Уоррен обошел кабриолет и помог Наде сойти.
Потом он обнял ее одной рукой за плечи, как будто защищал от всех невзгод, и провел через главный зал в гостиную.
Кабинет пока еще вызывал у него жуткие ассоциации с Магнолией, чтобы вести Надю туда.
Гостиная изобиловала цветами.
Последние лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь окна, блестели в подвесках огромной хрустальной люстры.
Уоррен закрыл за собой дверь и усадил Надю на изящный диван с золотой отделкой, который стоял возле камина.
Склонившись над ней, он сказал:
— Моя ненаглядная, ты так настрадалась!
Хочешь, я приготовлю тебе какой-нибудь напиток?
— Мне ничего не нужно, — ответила она, — лишь бы быть рядом с тобой и знать, что я не умру от холода и голода в той чудовищной, сырой шахте.
Уоррен тем временем смотрел на нее так, словно никогда не видел.
— Наверное, у меня ужасный вид, после того как мне на голову набросили одеяло, а в шахте я наверняка испачкалась.
— Ты выглядишь изумительно прекрасной? — Его голос слегка дрогнул на последнем слове. — Прекраснее всех женщин, когда-либо виденных мною! Ах, дорогая, какое счастье, что я нашел тебя!
49 
