Их обеих ждет несколько очень интересных лет.
— Прекращай так довольно лыбиться. Аж противно.
— Не смотри, — еще шире улыбнулся Сери.
Они с братом шли по коридорам одного из дворцов Царства Варуны. Впереди их ждал разнос у отца, который вряд ли отделается подзатыльниками нерадивым сынишкам. А зная их сумасшедшую семейку, можно быть уверенными — так просто им не уйти. Наказывать будут всем миром.
— Думаешь, кто-то поверит в твое искреннее раскаяние? С такой-то довольной физиономией.
— А… я подумал, неужели мне нельзя хоть день побыть счастливым? В конце концов, мне впервые довелось проснуться в постели с любимой женщиной, при этом не изображая из себя большую грелку, одеяло или сторожевого пса. А в качестве любовника.
— И? — приподнял бровь брат.
— Как ты думаешь? Буду я кого попало выбирать. Я же не как некоторые!
— Что ты имеешь против моей невесты? — шутливо нахмурился Колин. Тяжело вздохнул. — Вот я жалею, что ей тоже печать не сделал. Хоть какая-то гарантия.
— Иаллин тебя любит. Так что можешь не беспокоиться.
— А Алекс тебя?
Сери нахмурился. Кто бы ему сказал. За целую ночь он так и не добился внятного ответа.
— Могу поспорить, что скандал ты затеял сам, — Колин, к благодарности брата, решил сменить тему.
— Как еще было ее отвлечь. А так и аппетит нагуляла, и распалилась. К тому же когда она злится, то становиться такой забавной.
— Чокнутые. Оба!
Желтоглазый кивнул. Он и не спорил. Еще одна ниточка соединила их. Осталась последняя — сделать ее своей женой. Тогда Александрит некуда будет деваться.
В груди что-то не переставая тянуло, давая повод к беспокойству.
Привычным жестом сжав медальон на груди, он с удивлением обнаружил, что зелено-красная чешуйка, вставленная вместо инкрустации, льдисто холодная.
«Неужели ты тоже скучаешь по мне, милая?»
Вопреки прежним словам, на сердце Сери становилось все тяжелей. И любые наказания для него ничто по сравнению с разлукой.
— Господин! — пригнул колени Кадар. — У меня для вас есть кое-что интересное.
Откупорив маленький сосуд, маг вылил содержимое в хрустальную чашу. Густая, теплая, словно свежая кровь образовала на дне маленькое озеро алого цвета.
— Ты на правильном пути, человек. Чья она?
— Драконица, которая и не драконица. Человек, который и не человек. Очень странное существо. Слишком слабое, чтобы воспринимать его серьезно.
— Так почему здесь только несколько капель ее крови? Это ведь женщина, как я понял?
— Да, женщина. Но… компания у нее тоже… занятная. Эльфийский принц, оборотень из высших и дракон Алауэн. Притом какой-то странный.
— Кто именно? — на лице хозяина не отразилось не единой эмоции.
— Рыжий мужчина, красный дракон, м-м… черте что с хвостом! Третья ипостась, понимаете?
— Понимаю. Занятно. — И не меняя интонации: — Ты встанешь в круг на место Уальэфреда. Займешься именно этой женщиной. И смотри, не подведи меня, как твой компаньон. Кстати, что с ним случилось?
— Змейка покусала, — усмехнулся Кадар, сжимая воротник тулупа.
Все же Ледяные чертоги не самое уютное место.
ЧАСТЬ 2 «ХРАНИТЕЛЬНИЦА ЛЬДОВ»
«Иногда Драконам бывает холодно.
Так холодно, что рядом может замёрзнуть несколько городов.»
(Ян Словик «Трактат о Драконах»)
Все драконы — эгоисты. При том совершенные в своем исполнении. Они готовы пройти весь мир, проползти его на коленях, если понадобится. Они готовы совершать невозможные подвиги, даже спасти весь мир… если в конце им достанется ожидаемый приз, пусть только спокойная жизнь в спасенном мире (хотя в ее спокойствии я сильно сомневаюсь — дракон и спокойствие плохо сочетаются). Даже любовь дракона до предела эгоистична — они пойдут на все ради своей любви. СВОЕЙ. На чужие чувства, если они не затрагивают дракона, им плевать с высоты полета. Да и то лень.
Кстати о лени. Это тоже одно из проявлений эгоизма дракона. «А зачем?» Сколько граней в этой короткой фразе для того, кто что-то предложил дракону. И ведь древнему змею не обязательно даже произносить эти слова — лень. Они будут в позе, во взгляде хищных змеиных глаз, в самом его дыхании. Вы их не пропустите.
Одно из самых эгоистичных его чувств — это любовь к детям. Вот это апофеоз. Они любят эти частички самих себя настолько глубоко, что забывают об их одушевленности. И в то же время любая боль родного дитя — тяжелое испытание для дракона.