очень нудно 
63 
Он отступил, и Юлия пошла напрямик к столу, сколоченному из неструганых досок, где в беспорядке громоздились папки с литографскими оттисками, рулоны ватмана, старые книги, стремительно обернулась — и тут же оказалась у него в руках. Руки были неожиданно сильными, ни вздохнуть, ни пошевелиться.
— Тебе нельзя здесь оставаться, — и все-таки он не отпускал ее.
— Губы пересохли, — сказала Юлия. — И ноги болят. Эти туфли, черт бы их подрал… Никуда я не уйду, не надейся!
Казимир наклонился к ее протянутому навстречу лицу, коснулся жесткими горячими губами ненакрашенного бледного рта и вдруг отстранился с усмешкой.
— Ну да, — виновато пробормотала она. — Это вино. Но оно ни при чем. Просто глоток-другой… Если бы ты знал, как мне сейчас хорошо!
— Сейчас принесу воды. — Усадив ее на диван, Казимир вернулся к двери, так и стоявшей нараспашку, и плотно прикрыл.
— Запри, пожалуйста! — попросила Юлия, сбрасывая туфли и забираясь на диван с ногами. — Я же сказала: отсюда ни шагу. Ты не можешь меня выгнать!
Он вернулся и протянул ей латунную кружку. Юлия выпила залпом, жадно, будто весь день шла через пустыню, и неожиданно смутилась. Вода была ледяная.
Она открыла сумочку, достала коробку папирос, чиркнула спичкой и закурила, стряхивая пепел в опустевшую кружку.
— Странный сегодня день, — произнес он, поглядывая на нее с насмешливым любопытством. — Утром я провожал родню жены в Мелитополь. Затем Марьяна неожиданно умчалась к отцам-василианам. Я взялся было за работу, но все время думал о тебе. Почему? И работать не мог — без водки в последнее время ничего не выходит. Потащился в театр, хотя видеть никого не хотелось… Потом вернулся, упаковал холст, собрался домой — и все равно ждал, как на вокзале, где нет никаких расписаний, слонялся из угла в угол. Что же это с нами случилось?
— Сядь со мной рядом, — проговорила она. — Так и должно быть. Я люблю тебя, Казимир…
Она ушла на рассвете, дождавшись, когда он наконец-то задремал. Казимир что-то пробормотал ей вслед, какие-то слова, но она уже ничего не слышала, бесшумно прикрывая за собой фанерную дверь узкой комнатушки без окон, служившей ему спальней.
Сверток с картиной ждал ее на диване.
На проспекте Сталина Юлии повезло: со стороны заводов подошел пустой, пахнущий мокрой пылью пятый трамвай.
Спустя двадцать минут она входила в свою квартиру в наркоматском доме. Гудела голова, глаза слипались, а губы сами собой складывались в улыбку. Чтобы не возиться с колонкой, она поставила кастрюлю с водой на плиту, а сама распаковала сверток, взглянула на картину — и вдруг поняла, о чем Казимир шептал ей ночью.
Она выпрямилась и поискала взглядом место на стене. Единственное подходящее было занято фотографией родителей. Не стучать же молотком, неумело вгоняя гвоздь в половине шестого утра в стену соседа — зампреда Совнаркома. Пришлось просто снять фотографию — место для нее найдется потом.
Когда с картиной было покончено, Юлия едва нашла в себе силы раздеться и заползти в постель.
В полдень ее разбудил стук в дверь. Голос Раисы возвестил:
— Юлия Дмитриевна, вас к телефону.
Накинув халат, она босиком пробежала в гостиную, на ходу кивнув домработнице.
— Вячеслав Карлович звонят, — вполголоса сообщила Раиса.
Юлия подождала, пока женщина выйдет из гостиной, и взяла трубку.
— Ну, здравствуй…
Голос Балия звучал раздраженно.
— Ты где? — спросила Юлия, одной рукой прижимая трубку к уху, а другой плотнее запахивая халат. — Уже вернулся?
— Да. Чем занимаешься, Юлия?
— Собираюсь к родителям. — Она переступила с ноги на ногу и вдруг заметила, что банкетка стоит неровно, а ковер топорщится. — Жду тебя к ужину. У нас с Раисой все готово…
— Опять? Значит, ты все-таки ночевала у них? — вдруг спросил муж.
Она запнулась на долю секунды — и тут же сообразила, что он звонил сюда в ее отсутствие.
— Мы с сестрой вчера были на премьере. Все закончилось слишком поздно, чтобы возвращаться одной. Как твоя поездка?
— Порядок, — буркнул Вячеслав Карлович. — Все в норме. Жду тебя к семи — поговорим дома.
Юлия повесила трубку и отправилась в кухню, где домработница, оттопырив пухлый локоть, пересыпала какую-то крупу из кулька в глиняный бочонок.
— Сварите мне кофе, Раечка, — попросила она. — Пожалуйста, покрепче, и большую чашку. А будете выходить — купите цветов. Вячеслав Карлович любит.
63 
