69

В ночь со среды на четверг Лукас Ривз плохо спал. В голове его все время прокручивались слова: «любовь или деньги». В шесть утра, когда он начал просыпаться, вопрос, так долго ускользавший от него, четко сформулировался в голове. Кто мог быть заинтересован в том, чтобы погибший считался живым?

Любовь или деньги.

Деньги, разумеется. Отдельные факты начали выстраиваться в стройную картину, словно кусочки пазла. Если он прав, все до абсурда просто. Лукас, известная ранняя птаха, никогда не останавливался перед тем, чтобы разбудить того, кто мог ответить на его вопрос. На этот раз, к счастью, его собеседник, известный юрист по вопросам недвижимости, тоже принадлежал к жаворонкам.

— Можно ли воспользоваться завещательным трастовым фондом, или он всегда неприкосновенен? — прямо задал вопрос Лукас.

— Обычно к этим фондам не так легко подступиться до срока, но если есть весомая и разумная причина, то душеприказчика можно уговорить.

— Так я и думал. Не стану тебя дольше отрывать от дел. Спасибо, друг.

— Всегда пожалуйста, Лукас. Но в следующий раз звони после семи, договорились? Я встаю рано, но моя жена любит поспать.

70

Я надела брюки, сунула ноги в сандалии, набросила длинный плащ поверх пижамной футболки и побежала к лифту, на ходу пряча записку Эллиотта в сумочку. Торопясь добраться до Мака, пока он не передумал повидаться со мной, я забыла, что гараж закрывался в три часа ночи. Об этом мне напомнил Мануэль, когда я назвала ему подвальный этаж.

Мне оставалось только одно — выйти на улицу и поискать свободное такси. На Саттон-плейс не оказалось ни одной машины, зато когда я повернула на Пятьдесят седьмую улицу, то увидела ехавшую мне навстречу машину частного извоза. Я, должно быть, выглядела дико, когда замахала обеими руками, чтобы привлечь внимание водителя, но он все-таки остановился. Я забралась в авто, и водитель сделал разворот в обратную сторону, чтобы поехать на запад.

Когда мы добрались до угла Сто четвертой и Риверсайд-драйв, там никого не было. Я расплатилась и выбралась из машины на тихую улицу. Затем я увидела припаркованный в конце квартала фургон и, хотя из-за темноты ничего не могла разглядеть, почему-то решила, что в нем могут быть Мак и Эллиотт. Я подошла поближе, делая вид, будто ищу ключ, собираясь войти в ближайшее здание. Напротив, через улицу располагалась большая строительная площадка рядом с заколоченным старым домом.

Тут из темного дверного проема соседнего здания вышел мужчина. В первую секунду мне показалось, что это Эллиотт, но потом я увидела, что этот человек гораздо моложе и лицо его мне знакомо. Я узнала в нем представителя домовладельца, у которого Мак снимал квартиру. Я познакомилась с ним, когда в первый раз зашла к Крамерам, а затем он разговаривал со мной в понедельник, после того как я выбежала из их квартиры в слезах.

Что он здесь делает в такой час, удивилась я, и где Эллиотт?

— Мисс Маккензи, — торопливо произнес он, — не знаю, помните ли вы меня. Я Говард Альтман.

— Я вас помню. Где мистер Уоллас?

— Он с каким-то парнем, на которого я случайно наткнулся в доме, принадлежащем мистеру Олсену. Время от времени я проверяю, все ли тут в порядке, хотя дом закрыт.— Он кивнул в сторону заколоченного дома на углу.— Парень, которого я нашел, дал мне пятьдесят баксов, чтобы я позвонил мистеру Уолласу, а потом мистер Уоллас пообещал мне еще пятьдесят баксов, если я напишу вам записку и доставлю ее.

— Они в доме? Как выглядит второй человек?

— Думаю, ему лет тридцать. Он начал плакать, когда появился мистер Уоллас. Они оба плакали.

Мак в доме, прячется в этих осыпающихся руинах. Говард Альтман повел меня через улицу, вдоль строительного забора к черному ходу дома. Он открыл дверь и, жестом пригласил войти, но, заглянув в темную глубину, я запаниковала и отступила. Я поняла: что-то здесь не так.

— Попросите мистера Уолласа выйти сюда, — велела я Говарду.

Вместо ответа он схватил меня и втолкнул в дом. Я была настолько ошеломлена, что даже не сопротивлялась. Он рывком закрыл за собой дверь, и не успела я закричать или высвободиться, как он столкнул меня с лестницы. Где-то на середине лестничного пролета я ударилась головой и потеряла сознание. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я открыла глаза. Стояла кромешная тьма. Воздух был невыносимо гнилостный. На лице запеклась кровь. Голова раскалывалась, и правая нога не действовала. Она была как-то странно согнута подо мной и болела.

  93