78 
— Скоро рассвет, — сказал он. — Мне пора.
— Да, мой друг, — тихо ответила Эланди. — Вам пора. И мы должны проститься.
Он обернулся и подошел к кушетке. Эланди лежала, опершись на шелковые подушки, она казалась совсем юной. Она грустно улыбнулась, и в улыбке было что-то детское. Лорд Рейвен преклонил перед ней колено.
— Как мне благодарить вас за то, что вы сделали?
— Я сделала это ради Италии, — ответила она. — И ради вас тоже.
Он поднес ее руку к губам.
— Я бесконечно благодарен вам. И Англия будет благодарна. Мы перед вами в долгу, Эланди.
— Вы будете помнить меня? — спросила она. — Мы можем никогда не встретиться вновь — но вы будете помнить?
— Я никогда не забуду вас, — отвечал он, глядя ей в глаза.
Послышался странный звук, словно Эланди подавила рыдание, и потом она проговорила еле слышно:
— Если вам пора идти, уходите скорее. Я ненавижу расставания. На этот раз оно для меня труднее, чем обычно.
С минуту лорд Рейвен колебался, потом наклонился и поцеловал ее. В поцелуе не было страсти, лишь благодарность, признательность и, быть может, сожаление.
Эланди смертельно побледнела. Она не сказала ни единого слова, у нее лишь судорожно сжались руки. А лорд Рейвен стоял, не двигаясь, глядя на нее.
— Никогда не забуду, — повторил он и вышел из комнаты…
Лорд Рейвен взялся за перо и начал писать, но уже после первого слова переменил свое намерение. Слишком опасно. Есть криптографы, которые могут прочесть любой, самый сложный и замысловатый шифр. Есть дипломатические курьеры, для которых печать на вализе[25] не является чем-то священным.
Он бросил перо и подошел к окну. Всходило солнце, золотя окрестности. В саду пели птицы, среди цветов порхали бабочки, алые с оранжевым, бело-синие. Но лорд Рейвен, созерцая эту красоту, хмурился.
Клиона пробралась к себе, никем не замеченная, через несколько минут после того, как мимо нее по саду прошел лорд Рейвен. Она испытала за этот вечер и ночь столько треволнений, что теперь словно окаменела и ничего не чувствовала. Безмерная усталость вызывала только желание уснуть. Она разделась и лишь закрыла глаза, как погрузилась в сон.
Спала она крепко и без сновидений, и, когда проснулась, комната была залита солнцем, а на подоконнике сидела Берил.
— Сколько можно спать, любовь моя? — пожурила она. — Ты вчера, наверное, очень устала.
— Я была без сил, — призналась Клиона.
— Мне нужно многое с тобой обсудить, — продолжала Берил. — Что мы сегодня наденем на маскарад? Кого пригласим завтра к завтраку — помнишь, леди Рейвен разрешила нам устроить прием?
Клиона заставила себя вникнуть в то, что сообщила Берил. Она была, как в дурмане, плохо соображала, но случившееся вчера нахлынуло на нее, и сознание прояснилось.
— Хотела сказать тебе что-то еще, — продолжала Берил, — но выскочило из памяти. Да, вспомнила. Взгляни, вот, тебе принесли это полчаса назад.
И она указала на огромную корзину алых роз на столике у двери. В цветах, прикрепленная к ленте, была записка.
— Ты понимаешь, о чем это говорит? — задала Берил вопрос. — От кого цветы, легко догадаться.
Клиона с отвращением поглядела на роскошный презент. Она испытывала странное нежелание даже прикасаться к записке, на которой узнала почерк принца, но Берил выжидательно смотрела на нее, пришлось встать с постели и взять из корзины конверт.
— Его высочество чрезвычайно внимателен, — отметила Берил. — Он говорил вчера о важном?
Клиона не отвечала — она читала записку.
«Простите меня! Единственное мое оправдание в том, что я люблю вас. Сегодня я уезжаю в Париж, и мы больше не встретимся. Прощайте.
Камилло».
Прочитав написанное, Клиона сложила листок пополам. Берил наблюдала с сияющими глазами.
— Что он пишет? — спросила она, наконец, не в силах превозмочь любопытство.
— Принц уезжает в Париж, — ответила Клиона. — Он сказал мне вчера, что Бонапарт требует его присутствия там. По его предположению, первый консул желает выдать за него замуж одну из своих сестер.
На лице Берил отразился ужас.
— Ах, Клиона, а я была уверена, он сделает тебе предложение. Дорогая моя, ты огорчена?
Клиона не могла сдержать улыбку.
— Нисколько, — отвечала она. — Его высочество совсем мне не нравится.
— Но он давал ясно понять, что покорен тобою! — воскликнула Берил. — Я думала, это серьезно.
78 
