очень нудно 
62 
– Ответь мне, черт тебя побери!
– Что?
– Скажи мне, зачем ты стрелял из дробовика? И не говори, что это была самозащита.
– Я и не собирался.
– Тогда зачем ты это сделал? Просто для того, чтобы заработать очки?
Он молчал.
– Скажи мне!
– Я расстрелял телевизор!
Удивленная и его криком, и неожиданным объяснением, Эмори сделала шаг назад, борясь с желанием расхохотаться.
– Телевизор? Зачем?
Он вырвал свой рукав из ее пальцев.
– Чтобы они не увидели на экране твою фотографию.
* * *
К тому моменту, когда он вышел из ванной комнаты, чистый, в свежей одежде, Эмори раскладывала по тарелкам яичницу с беконом, которую она приготовила на завтрак. В конце концов, на улице утро. Многие люди завтракают в это время дня. Завтрак был единственной привычной вещью в том Зазеркалье, в котором она сейчас жила.
Как будто не было его неожиданного заявления перед уходом в ванную комнату, он поблагодарил ее за тарелку с едой, которую она поставила на стол перед ним. Когда он взялся за вилку, Эмори указала на тарелку с тостами.
– Тостер работает лучше. Он их выбросил.
– Хорошо. Ремонт избавил меня от необходимости покупать новый.
Выполнение привычных движений – она приготовила тосты, выложила брусок масла на тарелку – вызвало у Эмори обманчивое ощущение контроля над ситуацией. Она знала, что мужчина заметил масло, потому что намазал им тост. Он поблагодарил ее взглядом, но промолчал.
Где-то в середине завтрака он спросил, не хочет ли она еще кофе.
– Если ты встаешь, то да, пожалуйста.
Он вернулся к столу с заново наполненными кружками, потом оседлал стул, как это обычно делает мужчина. Любой мужчина. Обычный, не склонный к насилию мужчина. Мужчина, который не расстрелял на заре телевизор своих неотесанных соседей.
Не в силах больше сдерживаться, Эмори выпалила:
– Моя фотография была на экране?
– Я увидел ее, когда мы выходили. Поэтому мне пришлось вернуться и принять меры.
– Что они говорили…
– Не знаю я, что они говорили. Звук был выключен, – он отпил глоток кофе, глядя на нее сквозь парок, поднимавшийся над чашкой. – Но внизу большими желтыми буквами было написано о вознаграждении. Двадцать пять тысяч.
– Кто пообещал награду? Джеф?
Он пожал плечами.
– Но я не мог позволить братьям Флойд увидеть это. Одному богу известно, что бы они сделали, чтобы получить эти деньги.
– Почему ты сразу не объяснил мне это? Почему ты позволил мне наброситься на тебя с вопросами и упреками?
Он откинулся на спинку стула.
– Мне хотелось узнать, что ты на самом деле обо мне думаешь. Теперь я это знаю. Ты очень плохого мнения обо мне.
– Это неправда.
Он фыркнул.
– Можешь ли ты винить меня за это? Полина, с которой ты только успел познакомиться, сразу решила, что ты беглец.
– Она тебе об этом сказала?
– Это сделала Лиза.
– Судя по всему, они пришли к общему мнению на этот счет. Норман все похвалялся тем, как нарушал закон, и уговаривал меня поделиться с ним моими историями.
– И что же ты им сказал?
Мужчина промолчал.
– Ничего, – ответила за него Эмори наугад, но точно зная, что права.
– Лиза тебе еще что-нибудь говорила? – спросил он.
Эмори передала ему их разговор о нем. Он не стал комментировать то, что девочка склонна скорее считать его нарушителем закона, чем сбежавшим от жены мужем. Он ничего не сказал и на то, что Лиза определила его как мужчину, который не станет требовать сексуальных услуг за свою доброту.
– Она прониклась к тебе искренним уважением, – продолжала Эмори. – Но ты остаешься для нее загадкой. Лиза спросила меня, что я о тебе думаю.
Он ждал, не тронутый этими словами, с бесстрастным выражением лица.
– Я скажу тебе то, что я сказала Лизе. Я не знаю, что о тебе думать.
Какое-то время он не сводил с нее спокойных глаз, потом встал и отнес грязную посуду в мойку. Они работали бок о бок, приводя кухню в порядок. Эмори удивлялась тому, насколько обыденна эта сцена, учитывая события последних двенадцати часов. Они могли быть обычной парой в любом городе, занятой утренней рутиной.
Вот только устоявшиеся пары знали, чего им ждать друг от друга. Иногда, конечно, бывают сюрпризы, но обычно один из партнеров не удивляет другого необычайной добротой, за которой следует приступ насилия.
Устоявшиеся пары обычно не целуются с яростным эротизмом, с которым он целовал ее накануне вечером. Такие поцелуи возможны, когда партнеры лежат обнаженные, и такой поцелуй – прелюдия к сексу, который за ним последует.
62 
