14 
— Извини, дядя. Тогда чего ты торчишь здесь? Я и сам найду Доджера и приведу его.
— Мне не хотелось, чтобы ты ходил по долине в одиночку, Тави.
— Рано или поздно, дядя, мне все равно придется это делать. Если только ты не собираешься ходить за мной до конца моих дней.
Бернард вздохнул.
— Твоя тетка убьет меня.
Тави ухмыльнулся.
— Я справлюсь с этим сам. Я буду осторожен и вернусь до полудня.
— Дело не в этом. Тебе нужно было пригнать их вчера ночью, — сказал Бернард. — Что помешало тебе сделать это?
Тави поперхнулся.
— Э… Я обещал сделать кое-что. Ну, и не успел до темноты.
— О вороны, Тави, — вздохнул Бернард. — Мне казалось, ты достаточно повзрослел за это лето, чтобы понимать свою ответственность.
У Тави вдруг засосало под ложечкой.
— Ты не подаришь мне овец, да?
— Мне не жаль выделить тебе справедливую долю, — покачал головой Бернард. — Я был бы рад — я и сейчас хотел бы помочь тебе завести собственное стадо. Но я не желаю выбрасывать деньги на ветер. Если ты не способен доказать мне, что позаботишься о стаде как положено, я не могу дать тебе овец.
— Можно подумать, у меня было много времени доказать это.
— Возможно, и так. Тут все дело в принципе, парень. Ничто не дается даром.
— Но, дядя, — вскинулся Тави, — это же единственная возможность добиться хоть чего-то в жизни.
— Если так, — хмыкнул Бернард, — тебе вряд ли стоило выбирать… — Он нахмурился. — Скажи, Тави, что такого тебе нужно было сделать более важного, чем собрать стадо?
Тави покраснел сильнее.
— Ну…
Бернард поднял брови.
— Ясно, — сказал он.
— Что ясно?
— Девушка.
Тави опустился на колено и притворился, будто шнурует башмак, чтобы скрыть лицо.
— С чего это ты так решил?
— Тебе пятнадцать лет, Тави. Значит, девушка.
— Вовсе нет, — настаивал Тави.
Бернард помолчал, потом пожал плечами.
— Захочешь поговорить об этом — дай знать, ладно? — Он оттолкнулся плечом от стены и, согнув лук коленом, накинул тетиву на зарубку. — Подарок тебе обсудим позже. Как думаешь, где нам искать след Доджера?
Тави достал из сумки кожаную пращу, потом положил в карман несколько гладких камешков.
— А что, Брутус его не найдет?
Бернард улыбнулся.
— Кажется, кое-кто говорил, что справится сам.
Тави смерил дядю хмурым взглядом, потом задумчиво сморщил нос.
— Надвигаются холода, и они это чуют. Для крова и пищи им нужны вечнозеленые растения… но на южных склонах выпасают гаргантов, а они сами к гаргантам ни за что не подойдут. — Тави кивнул сам себе. — На север. Доджер повел их через тракт в сосновые лощины.
Бернард одобрительно кивнул.
— Хорошо. Не забывай, что заклинание фурий не заменяет собственных мозгов.
— Но и мозги фурию не заменят, — понуро буркнул Тави и пнул башмаком комок грязи, раскидав землю и сухие листья.
Бернард положил свою ручищу на плечо Тави, крепко сжал, потом повернулся и решительно зашагал на север по старому тракту.
— Все не так плохо, как тебе кажется, Тави. Фурии — это еще не все.
— Ага, у самого, небось, их две, — буркнул Тави, стараясь не отставать. — Тетя Исана говорит, ты мог бы требовать себе полного гражданства, если бы захотел.
Бернард снова пожал плечами.
— Если бы захотел… что ж, возможно. Но я не дозрел до своих фурий, пока не дорос… ну, почти до твоего возраста.
— Но ты просто медленно созревал, — заметил Тави. — Совсем не так, как я. Никто еще не дорастал до моих лет и так и оставался без фурий.
Бернард вздохнул.
— Ты не можешь знать этого, Тави. Не беспокойся, парень. Со временем все придет.
— Это ты мне с десяти лет говоришь. Будь у меня свои фурии, я бы успел удержать Доджера, и еще… — Он успел вовремя прикусить язык.
Дядя Бернард оглянулся на Тави; лицо его оставалось серьезным, но глаза смеялись.
— Пошли, парень. Нам надо спешить. Мне нужно вернуться прежде, чем соберутся гольдеры.
Тави кивнул, и они быстрым шагом двинулись по извилистой дороге. По мере того как они миновали яблоневые сады, пасеки и углублялись в сжатые северные поля, небо становилось все светлее. Потом дорога нырнула в лес, в котором росли такие старые дубы и клены, что выжить в тени их крон могли только самые стойкие кусты и травы. Ко времени, когда предрассветная синь окрасилась на востоке желтым и оранжевым, они дошагали до последней полоски леса, обозначавшей границу Бернардгольда. Этот лес был не таким старым, поэтому и подлесок здесь рос гуще и местами еще зеленел, несмотря на позднюю осень. Алые и золотые листья висели на скелетах кустов поменьше, а обнаженные деревца поскрипывали, раскачиваясь на ветру.
14 
