ГЛАВА 14

— Так, хорошо, — рявкнул маэстро Галлус своим брюзгливым голосом. — Время вышло.

Тави резко поднял голову со стола и принялся сонно моргать, оглядывая классную комнату. Почти двести других студентов сидели на полу перед низкими столами и что-то быстро писали на длинных листах бумаги.

— Время, — снова выкрикнул Галлус, и в его голосе появились сердитые нотки. — Прекратите писать. Если вы еще не закончили, пара минут вас не спасет. Положите свои работы слева.

Тави потер губы, вытирая слюну рукавом серой туники. Последние несколько дюймов его листка оставались совершенно пустыми. Он дождался, когда стопка работ доберется до него, положил свою и передал ее Эррену.

— Сколько я проспал? — тихо спросил он.

— Последние два вопроса, — ответил Эррен, ловко поправляя стопку, прежде чем передать ее дальше.

— Как ты думаешь, я нормально написал? — спросил Тави, чувствуя во рту неприятный резиновый привкус, все тело у него ломило от усталости.

— Я думаю, идиот, тебе следовало выспаться ночью, — без обиняков заявил Эррен. — Ты что, хочешь провалиться?

— Это не моя вина, — пробормотал Тави. Они с Эрреном встали и начали выбираться из душного класса вместе с другими студентами. — Поверь мне, я говорю правду. Ну, как ты думаешь, я сдал экзамен?

Эррен вздохнул и потер глаза.

— Возможно. Никто, кроме меня и, может, тебя, все равно не смог бы написать ответы на последние два вопроса.

— Хорошо, — сказал Тави. — Наверное.

— Изучение математики имеет огромное значение, — сказал Эррен. — В определенном смысле — первостепенное значение для выживания королевства. Правильно производить расчеты необходимо для разных вещей.

— Может, я слишком устал, — с иронией ответил Тави, — но в данный момент мне совсем не интересно рассчитывать продолжительность плавания торгового судна или оценивать размеры налогов, которые выплачивают дальние провинции.

Потрясенный Эррен несколько мгновений смотрел на Тави так, словно он только что сказал, будто они должны жарить младенцев и класть их вместо начинки в пироги.

— Ты шутишь, — сказал он. — Ты ведь шутишь, правда, Тави?

Тави вздохнул.

Оказавшись за пределами классной комнаты, студенты принялись громко разговаривать, жаловаться, смеяться, кое-кто пел, и ближайшая дорожка, ведущая в главный двор, превратилась в живую реку из серых туник и усталых умов. Тави потянулся, едва они вышли на свежий воздух.

— В классе слишком жарко после долгого теста, — сказал он Эррену. — А воздух становится каким-то вязким.

— Это называется «влажность», Тави, — сообщил ему Эррен.

— Я не спал почти два дня. Он вязкий.

Гаэль ждала у арки, ведущей во двор, встав на цыпочки и пытаясь разглядеть через головы других студентов Тави и Эррена. Ее лицо озарила улыбка, когда она их увидела, и она бросилась им навстречу, время от времени извиняясь, когда она на кого-то наталкивалась.

— Эррен, Тави. Ну что, трудно было?

Тави изобразил нечто среднее между стоном и ворчанием.

Эррен закатил глаза и сказал Гаэль:

— Как я и предполагал. Ты справишься. — Он нахмурился и принялся оглядываться по сторонам. — А где Макс?

— Понятия не имею, — ответила Гаэль и тоже принялась с беспокойством искать Макса глазами. — Я его не видела. А ты, Тави?

Тави мгновение поколебался, ибо ему совсем не хотелось врать друзьям, но на кону стояло слишком многое. Он понимал: ему не просто придется соврать, но еще и сделать это безупречно.

— Что? — с тупым видом спросил он, дабы заполнить паузу.

— Ты Макса видел? — повторила Гаэль, и в ее голосе появились отчаянные нотки.

— А, вчера вечером он мне что-то говорил про молодую вдовушку, — помахав рукой, ответил Тави.

— Накануне экзамена? — заикаясь, спросил Эррен. — Это… это так ужасно… кажется, мне нужно ненадолго прилечь.

— И тебе тоже, Тави, — сказала Гаэль. — У тебя такой вид, будто ты сейчас уснешь прямо на ходу.

— Он так и сделал во время теста, — сообщил ей Эррен.

— Тави, иди в постель, — заявила Гаэль.

Тави потер глаза.

— Я бы хотел, но не могу. Я разнес не все письма до начала экзамена. Еще одно, и я смогу немного поспать.

— Ты не спал всю ночь, потом отвечал на вопросы теста, а теперь еще должен бегать разносить письма, — возмутилась Гаэль. — Это жестоко.

  57