77 
Еще не доверяла или просто боялась рассказывать откровенней, пока они не в той самой норке, как обещано? Скорее, второе. Она была осторожна, даже сейчас, решив свести счеты с жизнью.
Линн не знала, верить или нет этим откровениям, но постаралась запомнить, даже мало что понимая в чехарде образов, которые рисовала ей Сара.
Они сидели уже долго, Линн начала беспокоиться о бабушке, но тут Курт открыл глаза и в полусонном состоянии словно продолжил начатый разговор:
– А ведь это ты его убила… Ты! Я всегда это чувствовал, только не мог поверить. – Лицо парня буквально перекосило от ненависти. – А нам сказала, что это Густав и за убийство должен ответить.
Кажется, Сара даже не удивилась, напротив, испытала удовольствие. Она оглянулась на Линн, словно убеждаясь, что та все слышит и запоминает, мол, началось, не пропусти.
– Стига? Конечно, я. Ты его не помнишь, Стиг всегда был полновластным хозяином в семье, бил и использовал всех – мать, нас с братьями. Отпор давал только Густав, он и был бит жестче всех. Йен молча подчинялся, даже когда отчим начал его насиловать. А потом, когда уже не смог, просто утопился. Ты был еще слишком маленьким, чтобы что-то понимать. Да и Маркус тоже.
Она чуть помолчала, усмехнулась, глаза стали жесткими, злыми.
– А я… меня он насиловать боялся, чтобы я не забеременела. Это подсудно.
– А мальчика не подсудно? – фыркнула Линн.
– Он знал, что Йен ничего не скажет. И что Густав не станет жаловаться, тоже знал. Мать была беременна, ходила с животом, потому дошла очередь и до меня.
– Почему вы не пожаловались, боялись, что пострадают ваши родные? – Линн словно пыталась отыскать в Саре что-то хорошее, за что можно было бы зацепиться.
Та в ответ фыркнула:
– Какие родные? Мать, которая ни разу ни за кого из нас не заступилась? Йен, молча терпевший все издевательства? Или, – Сара кивнула на Курта, – эти два маленьких уродца, во всем копировавшие своего папашу? Думаете, он насиловал только нас с Йеном? Заступаться стоило за Густава, но тот не просил, чтобы его защищали. Густав единственный, кто не подчинялся и даже давал сдачи.
Курт все еще выглядел мало вменяемым. Он повторил, словно, что-то объясняя сам себе:
– Ты убила Стига, а нам сказала, что Густав и должен за это ответить. Как ты убила отца, как мы Густава? Ты же не зря требовала, чтобы мы отрезали кое-что?
Сара фыркнула:
– Дурак! Густав поплатился за то, что стал применять свое «кое-что» без моего ведома.
– И что вы сделали с отчимом? – Линн вовсе не хотелось обсуждать с Сарой предсмертную кастрацию Густава.
Сара насмешливо скривилась:
– Тебе интересно? Я отправилась за ним в лес, прекрасно зная, что ночевать Стиг будет в лесной избушке, и где эта избушка находится. Он видел, что я иду, допустил меня, видно надеясь развлечься вволю. Реши я просто его убить, была бы изнасилована и убита сама, но я все предусмотрела. Стала уговаривать, чтобы отпустил меня учиться в Лулео, он смеялся, говорил, что я должна сначала доказать, что хорошая девочка. Пришлось доказывать… Зато я смогла всыпать в его вино снотворное, которое стащила у матери.
Сара встала, помешала дрова в камине, снова села, уложив ноги на столик.
– Проснувшись связанным и с голой задницей, он взвыл. Грозился не просто убить, а растерзать, но сначала долго и жестоко насиловать. Было ясно, что либо я убью его, либо он меня.
– Но ведь вы же это и задумали?
– Задумала привязать его голым в мороз к дереву. Между Чаучасом и Аккерви не так много даже охотников. Сдох бы к утру. Но получилось иначе. Его член встал от угроз, и я не выдержала. Как он орал, когда понял, что я с ним собираюсь сделать! Пришлось заткнуть кляпом рот, этот урод даже прокусил мне палец. Зато отменный охотничий нож, которым Стиг так гордился, пригодился. Никогда не думала, что из-за отрезанного члена может быть столько кровищи.
Глаза Сары сузились, она явно заново переживала убийство отчима. Если честно, Линн была готова сочувствовать этой женщине. Только сочувствовать, но не простить.
– Стою с ножом над Стигом, истекающим кровью из паха, и вдруг открывается дверь и входит Густав. Он видел, что Стиг ушел в лес, но когда узнал, что следом отправилась и я, пошел за нами. Густав знал о домике, иначе не нашел бы, отчим умел заметать следы и прятать улики. Увидев, что я сделала с отчимом, братец хохотал, как сумасшедший, мол, почему его не дождалась, помог бы нарезать это кое-что тонкими ломтиками и Стигу же скормить. Это хорошая идея, но с отчимом было поздно. Жаль, что это не пришло в голову мне самой.
77 
