Склонив голову набок, переговорщик взглянул на Демира с Крумом.
— Эти в порядке. Похожи на старателей.
Крум отпустил рукоять, высвободил руку.
— Ежи! — Баграт щелкнул пальцами. — Тебе три минуты…
— Владыка, — возразил одноногий. — Где ж на них кепки по размеру сыскать? У них вона бошки какие, я…
Баграт побагровел.
— Две минуты!
Ежи выскочил за дверь. Простучав штырем по лестнице, он звонко окликнул кого-то на незнакомом Круму наречии, в ответ прозвучали гортанные выкрики, с пацаном начали спорить.
Баграт прошел к двери, крикнул:
— Ферзя приведите! — И захлопнул ее. — Илай, — начал он, возвращаясь к столу. — Ты должен быстро до Киева обернуться. К тому времени эти пятеро в Москве с Советом управятся. И если ты не успеешь…
— Успею, — пробасил переговорщик. — Дрезина вмиг домчит по рельсам.
Баграт сел, поставив локти на стол, сцепил пальцы, уперся в них подбородком.
— Ну, хорошо, — подумав, сказал он. — Добавить что-нибудь хочешь?
Илай еще раз взглянул на следопытов, почесал клюкой скулу и сказал:
— Оружие им оставь привычное. Проверь только, чтоб исправно было. Сумки ранцами замени, что омеговцы носют, удобные они…
Похоже, Илай хотел еще что-то добавить, но поостерегся говорить об этом при следопытах.
— А про ранцы я сразу-то не смекнул. — Владыка покивал. — Хорошо. Ступай.
Когда мутантский переговорщик, шаркая башмаками, вышел из комнаты, в открытую дверь снизу долетел звонкий голос Ежи, ему вторил Чемба. Оба громко ругали кого-то за нерасторопность.
Баграт скривился, глядя в проем. Крум шагнул к выходу и закрыл дверь.
— Садитесь.
Владыка не успел указать на лавку слева, как Верзилы опустились на пол под стеллажом, где недавно стоял Илай. Демир, сдвинув кепку на затылок, сел на лавку, Крум остался на месте. Покосился в соседнюю комнату, где торчали охранники. Воины Чембы, здоровенные мутанты, каждый на голову выше Стояна, как истуканы, стояли возле окон. Наверно, они не понимают ни слова и, как Тодор, не умеют разговаривать, сообразил следопыт, иначе Баграт не стал бы вести речей в их присутствии о важных поручениях.
— Хотите спокойной жизни? — начал Владыка, глядя на Демира. — Чтобы племена без опаски кочевали по Крыму, торговали в Киеве, имели свои лавки старьевщиков, поставляли небоходам чензир?
Верзилы повернули головы к старику. Крум затаил дыхание.
— Да, — сказал Демир, посмотрел на мутантов. — Но… так не бывает. Без наживки не поймаешь краба, без кохара не пройдешь медуз.
— Верно, старик. Свою судьбу мы можем решить только сами. — Глаза Баграта сверкнули. — Но чаще происходит по-другому: другие норовят решить ее за тебя.
Крум с уважением посмотрел на Владыку, поездка в Москву обрела для него новый смысл.
— Мы будем сражаться за свободу! — жестко сказал он и сжал кулаки.
Демир кивнул и поддержал:
— Чтобы не быть наживкой.
— Или кормом для медуз, — заметил Баграт, поворачиваясь к Верзилам. — Выражаясь проще, московский Храм насаждает веру, что мутанты — зло. Я считаю по-другому. Мы поняли друг друга? — Он снова сел прямо.
— Да, — ответил старик.
— Со взрывчаткой обращаться умеете? — Владыка напряженно смотрел на Демира.
Стоян заерзал, расстегнув плащ, достал динамитную шашку.
— Чиво там… просто. — Вынув из кармана зажигалку, защелкал кремнием, собираясь запалить фитиль.
— Убери! — рявкнул Баграт.
Все вздрогнули. В комнату даже охранник заглянул, но убедившись, что все в порядке, быстро удалился прочь. Верзила, морща лоб, надул щеки, но руки все-таки опустил.
Дождавшись, когда он рассует вещи по карманам, Владыка ткнул пальцем в Демира и сказал:
— Говори ты, старик.
— Умеем, — спокойно произнес старый мутант.
Баграт взял со стола карандаш, почесал ссадину на лбу, сколупнув кровавую корку, и произнес:
— А с часовым механизмом справитесь?
Губы Демира едва заметно дернулись. Владыка внимательно следил за ним, не опуская карандаш. Крум догадался, что старик понимает, о чем говорит Баграт, но отвечать не спешит. Повисла напряженная тишина.
— Ну? — не выдержал Владыка. Положил карандаш, потер пальцем лоб, где осталась розовая отметина. — Вижу, что принцип деления времени тебе знаком, — откинувшись на стуле, он сложил руки на груди. — Так почему молчишь?