очень нудно 
141 
Он одним гладким движением вскочил на ноги, исчез и затем появился прямо с другой стороны моего барьера, так близко, как только мог подобраться.
— Никто из моих жертв, черт подери, не молит о справедливости. Мы и есть закон. Так было всегда. Так будет всегда.
— Я вижу это иначе. Я вижу мужчину, который умрет, если убьет меня. Этого ты хочешь, дорогуша? Умереть? — насмехалась я. — Вот почему ты притащил ко мне свою сладкую попку? Потому что именно на это ты напрашиваешься, если думаешь, что можешь снять с себя бремя стольких смертей невинных, но не можешь милосердно отнестись ко мне, потому что я убила кого-то, будучи одержимой Синсар Дабх. У меня хотя бы есть оправдание в виде одержимости. Тебе нет оправдания. Ты осознанно сделал выбор. Кто накажет тебя, Лор? Бог? О, погоди-ка, ты никогда не умрешь. Понимаю — вот почему ты считаешь себя законом — потому что тебе никогда не придется отвечать за содеянное. Но ты не закон. Никто из нас не закон. Мы ошибаемся. Раз за разом. И мы возвращаемся и пытаемся сделать лучше. Все мы так поступаем.
Слезы навернулись на мои глаза, сердце в груди горело, потому что вид холодного мрамора на могиле Джо, вырезанные буквы ее имени за его плечом, сделали все это слишком реальным. Боль и горе легко превращались в ярость.
— Ты огромный тупой сукин сын, — прорычала я. — Я любила Джо. Ты не любил. Для меня она была важна. Для тебя она была лишь далекой возможностью для обдумывания. Я убила ее. Ты ее не убивал. И кто здесь, по-твоему, больше страдает? Потому что. Это. Не. Ты. Детка, — сказала я с такой горячностью, что слюна забрызгала защитное поле между нами.
Его глаза бесконечно полыхнули, и он открыл рот, чтобы что-то сказать, но меня понесло, и я уже не могла остановиться:
— Глядя на меня, ты думал, что найдешь жертву? Женщину, разрываемую ненавистью к себе и жалостью, бичующую себя за все зло, которое она кому-то причинила? Проснись нахрен. Это не я. Мир жесток, и я тоже сделалась жесткой в нужных местах, оставаясь мягкой в важном. Это ты, друг мой, облажался. Ты пропустил всю часть с ненавистью в свой адрес и начал ненавидеть всех остальных. Ты вскрыл все мягкие части себя и вывел свою вечеринку-жалости-к-себе на новый уровень. Ты застрял на этапе идиота и никогда не эволюционировал дальше. Ох, бедненький Лор, который никого не может полюбить, потому что все они умирают! Хочешь так смотреть на это? Ладно. Будь ребенком. Или ты мог бы понять, что тебе довелось любить чертовски много людей до скончания веков. Но нет, добро пожаловать на вечеринку-жалости-к-себе от Лора — убита женщина, которую он мог бы любить — даже не любил, просто мог бы любить, и теперь он убьет всю гребаную планету, потому что его разозлили и он не…
Его рука сомкнулась на моем горле, прекращая поток моих слов. Ублюдок дотянулся прямо сквозь мой якобы непробиваемый барьер, схватил меня за шею и сжимал ее.
Я не мучилась сомнениями. Мой мозг мгновенно обработал сведения: Бэрронс сказал попробовать ракетницу/Лор всегда возвращается/я ничья жертва и никогда ей не буду/мир надо спасти/этот придурок должен научиться бояться меня, потому что да, я убила Джо, но не стану за это умирать и не стану терпеть его дерьмо весь остаток своей очень длинной жизни.
Затем в моей руке оказался автомат, призванный силой, к которой я обратилась, сама того не осознавая.
Я прижала ствол к его животу и принялась палить.
Лор отлетел в сторону, заревел и вновь метнулся ко мне.
Я продолжала стрелять, пока он не рухнул на землю и не перестал двигаться.
Я наблюдала за ним, пока его тело не исчезло, затем выдавила: «Полагаю, я донесла свою мысль» и просеялась обратно к КиСБ.
***
Когда я вернулась в книжный магазин — Бэрронс не опустил щиты, но я в этот раз благополучно появилась на улице — он сидел на честерфильде в темноте, ожидая меня.
Он окинул меня взглядом и едва заметно расслабился. Все прошло хорошо?
Полагаю, да, насколько это вообще возможно, ответила я ему, пожимая плечами.
Он прищурился. Он тебя выслушал?
Я присоединилась к нему на диване и фыркнула.
— О, он определенно меня выслушал. Я почти закончила к тому моменту, когда он начал меня душить.
Когда я посмотрела на него в приглушенном свете, меня накрыла волна первобытной отчаянной похоти. Мне. Нужен. Он. Сейчас же. Упираясь коленями в диванные подушки, я обхватила руками его голову и поцеловала его, обрушившись на его тело и заваливая его на диван под себя. Мое тело бурлило энергией, дикостью и раздражением, поскольку я действительно хотела достичь согласия с Лором, а не вынужденно убивать его, но я подозревала, что нечто меньшее, чем убийство, попросту не привлекло бы его внимание. А его убийство оставило во мне нечто дикое, требовавшее выхода.
141 
