Лёгкий, ненавязчивый романчик 
33 
– Здоровья вам, здоровья, хорошего дня.
Царь, кроме того, привечал знакомых, без гордыни склоняя голову:
– Здрав будь, Евграфий Прокопьевич… Здрав будь, Лука Варламович… Здрав будь, боярин. Доброго тебе утра.
– Здравствуй, государь, – не удержавшись, подал голос Зверев.
– Здрав будь… Андрей Васильевич… – на миг запнулся юный царь и вдруг кивнул: – Пойдем со мною, князь, помолимся за новый день.
Андрей тоже кивнул и шагнул царю за спину, оттерев худородного Адашева на два шага назад. Пусть помнит, кто он есть на самом деле.
Они вышли почти к самому алтарю, остановились. Зверев услышал, как за спиной, закрывая проход, сомкнулась толпа. Из левого придела вышел священник в парчовой фелони, столь плотно покрытой золотым шитьем, что ткань проглядывала лишь местами, робкими махровыми квадратиками. Служитель божий раскланялся на три стороны, перекрестил собравшихся, повернулся к ним спиной, что-то начал напевать бархатистым басом – и тут грянул хор, до краев наполнивший храм чистыми сильными голосами. Чему посвящалась песнь, князь не понял, но впечатление все равно получалось сильное.
Служба длилась около получаса, после чего в соборе повисла оглушительная тишина. Священник поднес для целования крест царю, потом царице – и развернулся, шовинист, не удостоив ни князя, ни прочих людей даже взглядом. Толпа, расступаясь, зашуршала одеждами, и князь Сакульский под завистливыми взглядами прочего люда вместе с правителем Руси вышел на свет.
На улице уже наступил день, под голубым небом пели птицы, мычала скотина, стучали топоры трудолюбивых строителей. Ведомая царем свита вошла в кремль – здесь охрана отделилась и осталась у ворот. Во дворе раскланялся и отправился куда-то влево боярин Адашев. Иоанн вошел в ближний дом, поднялся на второй этаж и троекратно расцеловал в щеки супругу, которую тут же подхватили под руки ее спутницы. Уже вдвоем мужчины поднялись на третий этаж и попали в просторную горницу с тремя окнами, массивным троном под парчовым балдахином у дальней стены и столом человек на двадцать посередине.
– Садись, княже, преломи со мной хлеб, как Иисус со своими учениками преломлял, – указал Иоанн Звереву на скамью, и князь тут же понял, почему царь завтракает отдельно от царицы. Юный правитель и правда ел черный ржаной хлеб, запивая его водой! Видимо, сегодня был постный день, а на беременных женщин, по православным обычаям, ограничения в еде не распространялись. – Ты видел, какую консерваторию я за Покровской церковью строю? Это меня твой тесть надоумил, князь Юрий Друцкий. Как мы с ним о наемниках немецких и англицких сговаривались, так князь обмолвился, что архитекторов фряжских привезти сможет. Сии мастера зело навострились консерватории для пения красивого из камня класть. В каменных залах, сам ведаешь, звук совсем иначе играет. Я же пока указал фундамент возвести, дабы времени не терять. Как приедут розмыслы, так зараз стены класть смогут. Для консерватории…
Слово «консерватория» царь произносил с каким-то странным удовольствием. Видать, нравилось его иноземное звучание.
– Я покамест указал певцов и музыкантов знатных, в волостях известных, сюда свезти. Дабы себя показали, людей потешили. Лучших же оставлю, дабы юных отроков с талантом оным своему мастерству учили. Князь Юрий клялся и певцов европейских привезть, органистов, дабы своим знанием с русскими поделились. Да?
– Извини, государь, – развел руками Андрей, – вокруг столько всего строится, что и не понять, что к чему относится.
– То из-за школы все, из-за школы! – Иоанн вскочил, подошел к окну, толкнул наружу слюдяные створки. – Собор поместный, что в феврале в Москве состоялся, волю мою во всем утвердил. И в земстве, и в губных управах, и в школах приходских, что повсеместно устроить решено. А как согласие мира на волю свою я получил, токмо опосля задумался: где же азбук, молитвословов, иных книг нужных столько взять? Монахам сего за весь век написать не удастся. Тут и вспомнил про изобретение супротивника мого, митрополита Макария, коим он книжечки свои по рукам пускает. И порешил книгопечатную палату тут поставить, дабы для школ приходских и церковных большим числом тискать1. А чтобы с бумагой хорошей, мелованной нехватки не случилось, здесь же и мастерскую бумаготканную я велел поставить. Мыслю, коли прорухи какой не случится, так и трех лет не пройдет – книги нужные в избытке появятся. Еще я повелел на стройки казенные рабов не привлекать, а токмо вольных русских людей, дабы рабство дикое по басурманскому примеру на Руси не приживалось. Велел беглецов от рабства польского и немецкого вдоль порубежья южного селить, и кто согласится – по пять рублей подъемного платить, дабы разор басурманский для рода русского уменьшить, а земли многолюдными сделать. Сие позволит и крепостей там больше поставить, и ополчение для отпора набегам татарским сбирать. По твоему совету делать стану. Кто токмо пожелает, тот пусть на службу ратную и записывается. Лишь бы вольным человеком был. А коли не боярин – так то для пули все равно, с чьей руки татарина насквозь бить.
33 
