40 
— Ты ее украл? — спросил Далтон, подавшись вперед.
Но Холлистер упорно молчал.
— Ты украл эту программу, на которой потом выросла вся империя Кейнов? Папа, ответь, я должен знать.
Когда же он так называл Холлистера в последний раз? Лет десять назад, если не больше. Холлистер — беспринципный бизнесмен и равнодушный отец, как ни крути, не слишком приятный человек. Вот только он все равно остается его отцом, так что ему просто необходимо знать всю правду.
— И что с того? — Холлистер наконец-то посмотрел сыну прямо в глаза. — Тот старик в Виктории все равно ничего в ней не понимал. Искал с ее помощью воду. Ты представляешь? Воду вместо нефти.
— И ты решил, что вправе ее украсть?
— А почему бы и нет? В конце концов, мне нужно было спасать компанию, а старик отказался ее продавать, так что мне пришлось искать другой выход. Что еще я мог сделать?
Эти слова потрясли Далтона. Он ведь почти то же самое сказал Лэйни, так же пытался оправдать свои действия. Неужели он ничем не отличается от Холлистера? Конечно, тогда ему казалось, что он говорит все правильно, да и виноват он куда меньше, чем Холлистер, — но неужели же они так похожи?
— Ты украл программу? — спросил он в третий раз.
— Да какая, собственно, разница?
— Для меня — огромная. После всего того, что я сделал для «Инноваций Кейна»… — Далтон просто размышлял вслух, прекрасно понимая — отцу нет никакого дела до его стараний и жертв. — Узнать, что все основано на лжи и обмане? Как я могу руководить компанией, в которую больше не верю?
Холлистер судорожно вдохнул. Похоже, его дни сочтены, остается лишь надеяться, что сдохнет он не сегодня.
— Здорово, — продолжил Далтон, осознав, что отец не задыхается, а смеется. — Меня мучают страшные терзания, а ты насмехаешься надо мной.
Неудивительно, что они никогда не ладили.
— Раз твои терзания нарушают мои предсмертные мучения, то почему бы моему смеху не нарушить твои терзания?
— Что-то ты не похож на умирающего, — огрызнулся Далтон, — к тому же ты слишком упрям, чтобы умереть раньше, чем получишь желаемое.
— Ну и чего же я, по-твоему, хочу?
— Чтобы все мы дружно танцевали перед тобой на задних лапках. — Далтон ждал, что Холлистер опять засмеется, но он лишь пожал плечами. — Устал смеяться?
— До этого я смеялся над тобой, а не над твоими словами. — Отец нахально усмехнулся. — Ведь, несмотря на все твои терзания, ты все равно не бросишь компанию.
— А ты в этом уверен?
— Уверен. Так что лучше пошустрей шевели задницей, а то твои братишки тебя опередят. Найдут наследницу и получат «Инновации Кейна».
Далтон молча уставился на отца. Всю свою сознательную жизнь он послушно плясал под его дудку. И куда это его привело? Конечно, у него есть и деньги, и власть, но где гордость? Где чувство собственного достоинства? Неужели он всю жизнь боролся лишь за грязные делишки отца?
— Нет, — медленно произнес Далтон, — ты ошибаешься.
С этими словами Далтон вышел из комнаты и уже собирался покинуть дом, когда заметил в коридоре мать. Коротко кивнув ей, он надеялся, что сможет уйти. Сейчас он не хотел ни с кем разговаривать, он чувствовал, как, в предвкушении чего-то нового, его переполняет энергия. Впервые в жизни он думал о своем будущем отдельно от «Инноваций Кейна».
— Далтон, — начала мать, протягивая к нему руки, так что ему пришлось остановиться, — я слышала ваш разговор.
— И что?
— Ты не можешь оставить компанию.
— Холлистер не верит, что я на это осмелюсь, — заметил он, засовывая руки в карманы.
— Он уже сам не понимает, что говорит.
Далтон с удивлением заметил гнев в ее голосе, раньше она безропотно сносила любые издевательства Холлистера.
— К тому же он плохо вас знает.
— А ты — хорошо?
— Я знаю, ты очень упрям, и если уж что-то решил, то пойдешь до конца, несмотря ни что, даже если бы и следовало остановиться. Не горячись, лучше хорошенько подумай, чем решиться на такой важный шаг. А пока сосредоточься на поисках наследницы. А я тебе помогу.
— Понятно. Иначе говоря, Гриффин тоже пока ничего не нашел, и ты боишься, что все потеряешь. Или что компания достанется Куперу. Даже и не знаю, что для тебя будет хуже.
— По-твоему, я совсем бессердечная? Разве так сложно поверить, что я просто хочу тебе помочь?
— Сложно. Последний раз ты обо мне так беспокоилась, когда мне было лет семь. Справедливости ради следует признать, я вел себя не лучше, но я был тогда всего лишь маленьким ребенком, так что свое поведение мне проще оправдать, чем твое.
40 
