очень нудно 
47 
– Это тоже не помогло? – спросила Клэр.
– Нет, – мрачно ответил Романо. – Она стала появляться там, где бывал я. Потом взяла себе привычку приезжать ко мне домой. По нескольку раз в неделю.
– Ты рассказывал Донато?
– Пытался, но он ничего не понял. Да черт меня возьми, я и сам не все понимал! Потом заболел отец Донато, и у моего друга хватало забот: он занимался бизнесом, усадьбой... всем на свете. Я не мог наваливать на него еще и это.
– И что же дальше?
– Однажды я поздно вернулся домой и увидел Бьянку в своей постели. Бьянка была без сознания – вероятно, приняла слишком большую дозу наркотиков. И я решил: если уж она меня любит до такой степени, я должен на ней жениться, сделать ее счастливой. Слишком многим я обязан этой семье, думал я. Я был свободен, никого не любил. И вообще это не было бы для меня жертвой. Ведь Бьянка давно вошла в мою жизнь... Кроме того, я не хотел, чтобы все кончилось трагедией.
– А Донато знал про наркотики? – спросила Клэр мягко, стараясь представить себе, что он чувствовал тогда.
– Нет, и до сих пор не знает. В ту ночь я отвез ее домой, наутро мы объявили о своей помолвке. И полгода спустя поженились. Бьянке было семнадцать лет. Уже через месяц я понял, какую страшную совершил ошибку. То, что я принимал за ее любовь ко мне, было навязчивой идеей, одержимостью. Что она делала со мной... Нет, не буду посвящать тебя в подробности.
Потом Бьянка обнаружила, что не может иметь детей. Чтобы родить, ей сначала нужно было сделать операцию. Вот тут психическая болезнь ее достигла своего пика: операции Бьянка боялась и направила свой страх и ненависть против молодых женщин, способных рожать. Она сделала мою жизнь настоящим адом.
– Но ведь и Грейс вошла в семью примерно в то же время? – спросила Клэр. – А Бьянка не...
– Именно Бьянка попыталась развести Донато и Грейс после того, как умер их первенец Паоло. Бьянка была способна на все... на любые мерзости. Конечно, я не сразу все узнал: жена моя была очень хитрой, а Грейс помалкивала ради покоя и мира в семье.
– О, Романо... – Клэр легко коснулась его, а он с минуту смотрел на ее руку, прежде чем снова заговорил.
– Только после смерти жены я узнал, сколько интрижек у нее было на стороне. Я кое-что подозревал и раньше, но она была слишком хитра и никогда не оставляла следов. Ее прошлая любовь ко мне довольно скоро перешла в ненависть, особенно после того, как я начал убеждать Бьянку, что нужно лечиться. Наш домашний врач считал, что болезнь у нее, вероятнее всего, наследственная. Но поскольку Бьянка была приемным ребенком, этого никак нельзя было доказать.
Клэр с большим трудом понимала, что говорит Романо, но ей так хотелось заключить этого исстрадавшегося человека в своих объятия, покрыть его лицо поцелуями, уверить его, что все будет хорошо – она сделает так, чтобы все было хорошо. Однако Клэр не решилась... Она сидела молча, рука ее неподвижно лежала на его руке. А слова Романо прожигали ее насквозь.
– Бьянка погибла в автокатастрофе – спасалась от погони. Дело в том, что ее пытались поймать, узнав о ее кознях против Грейс. Машина Бьянки скатилась в кювет, и она разбилась насмерть. Видишь ли, Донато случайно узнал, что она намерена во что бы то ни стало разрушить их брак с Грейс. Случилось так, что попугай направил Донато в ту комнату, где моя жена угрожала Грейс...
– Бенито? – почти шепотом переспросила Клэр. Она и раньше замечала, как подруга любит попугая, и теперь начала понимать причину этой особой привязанности.
– Ну да, он самый. Попугай подслушал телефонный разговор Бьянки и кое-что запомнил... Донато вовремя ворвался в комнату, где Бьянка запугивала Грейс: моя жена доходила иногда до исступления, и трудно сказать, чем бы все это кончилось.
– Ясно, – сказала Клэр, хотя в голове у нее шумело, мысли путались. Впрочем, одно она понимала теперь совершенно отчетливо: Бьянку он не любил. Этот брак был кошмаром от начала до конца, как он сам сказал. Но тогда почему же сердце не колотится от радости? Интуиция, рожденная ее чувством к нему, подсказывала ответ. И Романо подтвердил ее опасения:
– Клэр, я не могу больше привязываться к кому-то душой и телом. – Он смотрел ей прямо в глаза, а лицо его было белым от напряжения, и только на скулах пробивался румянец. – После смерти Бьянки мне стало еще хуже: я чувствовал себя виноватым, безмерно виноватым в том, что радуюсь ее гибели. Да, я радовался, что освободился от этого кошмара. Но чувства меня захлестнули. Я просыпался по ночам в холодном поту, потому что боялся за собственный разум, – в таком я пребывал состоянии.
47 
