очень нудно 
102 
Она услышала хриплый вздох сэра Рекса.
— Нет! — поспешила крикнуть она. — Вы неверно поняли мое молчание. Я очень люблю вас и хочу выйти за вас замуж. Это правда. Но когда вы такой мрачный, это сбивает меня с толку, и я не знаю, что сказать или сделать! Я не знаю — то ли мне взять вас за руку, то ли убежать от вас!
— В таком случае вы должны долго и серьезно подумать о наших планах на будущее, — сурово заключил ее жених. — Я ведь никогда не обещал вам, что вы не найдете меня в полночь хмурым и мрачным.
Бланш в отчаянии прикусила губу.
Он снова налил себе бренди и пошел в башенную комнату. По громкому стуку его костыля можно было судить о том, как он недоволен. Бланш молча смотрела, как за ним закрывается дверь.
У нее началась сильная дрожь. Как она и сэр Рекс попали на этот опасный перекресток судьбы? Одно неверное слово или движение может разлучить их и направить по разным путям. Она уже влюбилась в сэра Рекса? Но как они смогут жить вместе, если всего один ужин с гостями может так их поссорить?
Ее отчаяние внезапно превратилось в печаль, которая затопила ее душу, словно волна. Этот прилив горя был так силен, что несколько секунд Бланш не могла дышать. Ей казалось, что сам воздух душит ее.
Она знала, что не может потерять сэра Рекса. При одной мысли об этом ее сердце разрывалось. Она должна пойти к нему в башню и сказать ему, как сильно она его любит. Но тоска и тревога стали еще сильнее и не давали ей сдвинуться с места. Это было так поразительно и невыносимо, что Бланш поняла: это уже не печаль оттого, что она может потерять сэра Рекса.
Это что‑то гораздо более сильное.
В ее уме пронесся образ ее отца, а вслед за ним — воспоминание о портрете матери, который по‑прежнему висел над лестницей в Херрингтон‑Холл.
Она вскрикнула, села и схватилась рукой за грудь. Когда умер ее отец, она не пролила ни слезы, а мать свою она совершенно не помнила, и тем более не помнила ничего о смерти матери. Но теперь ей вдруг захотелось плакать и кричать от ярости. Ей было невыносимо больно терять того, кто ей дорог. Но еще больнее было чувствовать себя потерянной. Она ощущала себя шестилетней девочкой, а не девушкой, которой двадцать семь лет.
— Бланш, в чем дело?
Она повернулась. Сэр Рекс быстро шел к ней, громко стуча костылем.
Его глаза широко раскрылись.
— Не плачьте! — сказал он, сел рядом и обнял ее. — Простите меня. Я подлец!
Она придвинулась к нему ближе и бессильно заплакала, беспомощная и беззащитная. Он взял в ладони ее лицо и снова попросил:
— Простите меня. Пожалуйста, не надо плакать!
Он был в ужасе.
Бланш хотела сказать ему, что он не виноват в ее слезах, но не смогла. Она хотела попросить его, чтобы он помог ей избавиться от этой тоски и найти счастье и радость, но не смогла и этого. Она потеряла дар речи и могла лишь качать головой, прятаться в кругу его рук и прижиматься к его большому сильному телу, которое, она знала, было надежным и безопасным местом. Он сжал ее крепче.
В ее голове проносились образы. Мертвая лошадь с широко раскрытыми невидящими глазами, избитая и залитая кровью. Человек‑чудовище с его злой усмешкой и желтыми зубами, с которых капала слюна, зубья вил в крови. Мамино улыбающееся лицо, идеально прекрасное, как на портрете.
Шесть месяцев назад, когда умер отец, она не могла вспомнить ни одного мгновения, проведенного вместе с матерью. Почему же она так горюет сейчас? Потому что все случилось одновременно и она не в состоянии справиться со всеми своими чувствами сразу. Бланш начала понимать, что с ней происходит. Когда она приехала в Лендс‑Энд, ее сердце проснулось. Сначала она испытала смятение, потом вожделение, затем любовь. Теперь ее сердце было полноценным, билось нормально и работало нормально. Но ей придется испытать не только те несколько добрых чувств, которые приятно переживать, а и другие тоже. Недавно были гнев и страх, а теперь ее сердце болит от печали.
В эту секунду она отдала бы все за тот мирный покой, в котором прожила почти всю жизнь.
— Бланш, мне так жаль! Простите меня! — прошептал сэр Рекс, крепко прижимая ее к себе и гладя по спине.
Она повернула голову и прижалась лицом к его шее. Она вздохнула, жадно вдохнув запах его тела. Ее губы коснулись его кожи, и в ее собственном теле словно забушевал огонь. Печаль ослабла, ее сменила любовная жажда, и эта жажда требовала утоления. Бланш крепко сжала ладонями его плечи, восхищаясь тем, какие они широкие и сильные, и потерлась лицом о его горло. Его тело напряглось, и Бланш это почувствовала.
102 
