2 
Эти слова ничуть не задели герцога.
— Если есть такая женщина, — парировал он, — не преминете послать мне ее адрес.
Красавчик, как его называли в кругу приятелей, никогда не лез за словом в карман, обладая удивительной способностью обращать все в шутку.
Вполне естественно, что он стал любимцем публики. Герцог был самым заметным из всех участников скачек, а выступления его лошадей — самыми запоминающимися.
Своими цветами он выбрал желтый и черный, и каждый раз это сочетание, будь то на куртке жокея или на экипаже, заставляло публику загораться азартом, а сердца биться еще быстрее. Все оживлялось, и только и было разговоров, что о Дарлингтоне и его великолепных лошадях:
— А вот и сам Красавчик! Сейчас мы повеселимся.
Герцог был настолько ярок и полон жизни, что, казалось, вселял энергию и особую, искрящуюся, радость во всех своих друзей и знакомых.
Он был окружен ореолом романтических историй, в свете обсуждались все новые легенды о его доблестях и любовных похождениях. Их знали повсюду: в фешенебельных клубах на Сент-Джеймс-стрит и в трущобах Сент-Джайлса.
Наиболее часто рассказывалась — впрочем, не самим герцогом: он ни с кем никогда не обсуждал сердечные дела — история о том, как Дарлингтон неожиданно нагрянул в гости к одной своей пассии. Она в то время забавлялась с другим мужчиной и поступила весьма опрометчиво, второпях спрятав любовника в шкафу.
Герцог вошел в спальню, огляделся и воскликнул:
— Ромео, о зачем же ты Ромео!
Затем он подошел к шкафу, выволок прятавшегося там джентльмена за шиворот и любезно произнес:
— Нет сомнения, что вы, как истинный Ромео, попали к своей Джульетте через балкон, таким же образом вы отсюда и уйдете.
С этими словами он выбросил беднягу из окна спальни на улицу. Падая, тот сломал ногу.
В другой раз про него рассказывали такую историю. Однажды герцог увидел, как кучер жестоко избивает свою лошадь. Это был здоровенный парень с огромными кулачищами, но герцог подошел к нему, сломал его кнут, самого кучера избил до потери сознания, потом отвез его на собственной телеге домой и надавал жене много полезных советов по уходу за супругом.
Красавчик Дарлингтон!
Таких рассказов ходило великое множество, и количество их росло год от года. О Дарлингтоне заговорили, еще когда он учился в Итоне. В Оксфорде его преследовала та же популярность.
С тех пор внимание света было всегда приковано к нему. Современники были обязаны герцогу темой для светских бесед. Они искренне восхищались его талантами спортсмена и не завидовали ему. Никто не видел смысла тягаться с любимцем фортуны.
— Я отказываюсь соревноваться с тобой, — ответил один его близкий друг на предложение герцога участвовать в скачках с препятствиями, — даже если ты будешь сидеть в седле задом наперед, а руки свяжешь тугим ремешком.
— Я склонен принять твой вызов! — рассмеялся герцог.
— Да у тебя с легкостью получается все, за что ты берешься. Вот в чем дело! — продолжал его друг. — Мне бы впору ненавидеть тебя за это, но я лишь восхищаюсь тобой, как и все эти полоумные дамы, которых достаточно пальцем поманить — и они пойдут за тобой в ад.
— Ты мне льстишь, — бесстрастно ответил Дарлингтон.
Однако его друг был прав, назвав женщин, преследовавших герцога, полоумными.
Женщинам было невдомек, что герцога больше всего забавляла их охота за его деньгами. Он выходил победителем из любых ситуаций, но многочисленные легкие победы навевали на него скуку.
Теперь в почете были добродетель и нравственность, утвердившиеся при королевском дворе. В свете подчинялись этим законам и осуждали необузданность нравов. Однако ничто не могло удержать женщин, когда речь шла о Красавчике. Они оказывались в его объятиях, прежде чем он успевал запомнить их имена. Герцог не трудился даже ухаживать за ними, женщины сами осаждали его.
— Мне ужасно наскучило, — посетовал герцог своему близкому другу Хьюберту Бругхему, — что в моей жизни постоянно следует череда одинаковых ситуаций и сцен. Мне не хватает разнообразия, не хватает чего-то нового.
— Если речь идет о женщинах, — уточнил Хьюберт, — разнообразие ты найдешь только за пределами Мейфэра[2].
— Возможно, ты и прав, — ответил герцог после недолгого раздумья. — Женщины нашего круга словно слеплены из одного теста: они с молоком матери всосали одинаковые манеры, жесты и уловки. Все они без конца повторяются.
2 
