Последние отзывы

  4  

Человека, который вывел страну из хаоса, звали Паскаль Паоли^[2]: в устах отца Дино это имя было овеяно легендой. Однако в 1768 году генуэзский сенат принял решение продать остров Франции. Армия Паоли, выступившая против французов, была разбита, а сам он уехал в Англию.

Теперь надежды корсиканцев были связаны с другим великим соотечественником, Наполеоном Бонапартом, два года назад ставшим императором французов^[3]. С его помощью корсиканский народ примирился с участью жить под французским владычеством.

Дино любил свой остров. Каменная нагота западного побережья Корсики рождала у его обитателей такие же обнаженные, четкие мысли; живущий здесь человек обладал особой независимостью и гордостью и осознавал смысл своего существования иначе, чем люди с материка.

Каждый корсиканец с детства знал: жизнь такова, какова она есть, с дикими, но справедливыми законами, неотвратимыми страданиями, суровой, зачастую враждебной природой. Жить — значит уметь приспосабливаться и бороться.

Ветер наполнял паруса, волны пенились вдоль бортов, небо казалось бездонным. Сначала Корсика заслоняла горизонт, потом сделалась похожей на большой, поросший мхом камень, а после превратилась в туманное облачко. Тогда Дино перестал оглядываться и стал смотреть вперед.

Когда лодка вошла в тулонскую гавань, он широко раскрыл глаза и лихорадочно всматривался в пейзаж, словно боялся пропустить что-то необыкновенное.

Дино постигло разочарование. Вода возле берега была мутной и затхлой; множество кораблей жалось к причалам, буквально сталкиваясь бортами. Отец с трудом нашел место, где можно пристать, а после долго и тщательно привязывал суденышко, ворча, что лодку могут украсть.

Портовый район был опутан сетью узких улочек, напоминавших сточные канавы — столь силен был запах трущоб. Привыкший к свежим ароматам Корсики, Дино задыхался; он шел за отцом, не чуя под собой ног.

Когда они явились на рынок за покупками, Дино был поражен чудовищной смесью языков, на которой общались Леон и торговцы. Ему казалось, что французы смотрят на него и его отца, как на дикарей, что они втайне смеются над ними, и был готов выхватить нож. Самое худшее заключалось в том, что самому себе Дино тоже казался неотесанным, невежественным и грубым.

Леон накупил кучу полезных вещей, выбрал подарки для жены и дочери, нашел место для ночлега и решил немного погулять по городу. Завтра утром им предстояло отправиться в обратный путь, а сегодня можно было немного отдохнуть.

Они бродили по Тулону, гудящему от криков возниц, грохота повозок, щелканья бичей. Дино с любопытством глазел на высокие здания и толпы народа, изо всех сил пытаясь сохранить независимый, гордый вид.

Он не знал, каким образом они попали на эту улицу. Она напоминала извилистый коридор, а над дверями домов горели яркие фонари. Дино не сразу сообразил, что эти дома — лавки, набитые живым товаром, женщинами.

Он никогда не встречал такого множества женщин, юных, молодых и не очень и, что самое главное, полураздетых. Они не бежали от мужчин, они стремились к ним, пытаясь затянуть в невидимые сети. Дино видел груди, выпиравшие из бархатных лифов, ноги, выглядывавшие из-под слишком коротких юбок. Единственное, чего он ни разу не осмелился сделать, это посмотреть в глаза хотя бы одной из этих женщин, ибо ему чудилось, будто он увидит там нечто ужасное.

Скорее всего они очутились здесь случайно, потому что Леон тоже выглядел ошеломленным и смущенным. Отец что-то говорил о продажности и пороке, но юноша не слушал. Он внезапно почувствовал, что его томит любовный голод, и впервые испугался себя. Дино был взбудоражен и разгорячен близостью такого количества соблазнительной плоти и был готов бежать отсюда сломя голову.

Отец и сын поужинали в таверне и выпили вина, которое не шло ни в какое сравнение с вином из винограда, выращенного Леоном. Мясо было слишком сильно приправлено чесноком, а хлеб, напротив, казался чересчур пресным.

В гостинице витали чужие, подозрительные запахи и было слишком много посторонних звуков. Слышалась речь, которой Дино не понимал. Впрочем, он не мог заснуть не из-за этого.

Юноша думал о женщинах. До сего дня он не задумывался над тем, для чего они созданы. Для того, чтобы олицетворять прекрасное, внушать восхищение или чтобы быть спутницами жизни, помогать в работе, рожать детей. Или… для того, чтобы сбросить узы того запретного и постыдного, что властно рвалось на волю, стремилось обрести полноту жизненных сил.

  4