10 
— Как называется та школа в Лавандовой бухте? Она чуть дальше, но…
— Категорически нет, — отрезала Элинор, глядя на мужа так, словно с нею вдруг залопотал кролик. — Туда ходит малыш Данкан, сын Джейн Мэкуори-Хамид. Что она скажет?
— Ну я тогда не знаю, какой у нас выбор, — вздохнул в ответ Элистер. — Можем, наверное, и дальше держать его дома. Зачем ему вообще образование?
— Нужно, разумеется, — ответила Элинор, пролистывая в интернете список сиднейских школ — вдруг какая-то ее удовлетворит. — К прочим его недостаткам нельзя добавлять глупость и невежество. Ну вот смотри — есть, — победно добавила она, разворачивая к мужу лэптоп. — Академия для нежеланных детей «Юный лосось».
— Строили как будто специально для Барнаби, — сказал Элистер, изучая веб-сайт школы. Там весьма подробно излагалось, что эту школы основал бывший начальник женской тюрьмы «Диллвиния» — давать образование тем детям, которых по той или иной причине отвергла обычная школьная система.
— Записаться к ним на прием?
— Посмотреть, что там и как, не повредит. Да и выглядит симпатично, — сказал Элистер, щелкая по фотографиям на мониторе. — Вся эта колючая проволока по верху стены — вероятно, так они рассказывают детям о лагерях военнопленных.
— А само здание, — вторила ему Элинор. — Это же вылитый работный дом из «Оливера Твиста». Дети просто обязаны его обожать!
— Совершенно точно обязаны, — согласился Элистер.
И потому через три дня они оказались лицом к лицу с Хэрриет Хупермен-Холл, директором школы.
— Нельзя сказать, что он отстает в развитии, — сказал Элистер.
— Он на самом деле очень смышленый, — сказала Элинор. — Весьма необычайные книжки читает. Больше всего любит тех писателей, которые уже умерли, — прибавила она, хохотнув, словно никогда раньше не слыхала о подобных причудах.
— И он никогда никому не доставлял никаких хлопот, — сказал Элистер. — Но мы убеждены, что Барнаби только выиграет от… как бы выразиться?.. особого к себе внимания.
Миссис Хупермен-Холл улыбнулась и погладила бородку. Она походила на козла в женском облике, хотя двумя передними зубами смахивала скорее на дромадера. Прежде чем что-то сказать, она провела языком по толстому комковатому слою темно-красной помады, прилипшей к углам ее рта, как строительный раствор к кирпичу, и довольно мерзко повиляла кончиком взад-вперед.
— Элистер и Элинор, — произнесла она. — Или мне вас лучше называть мистер и миссис Бракет? Мы в академии «Юный лосось» давно уже страдаем от этого недопонимания: дескать, ученики у нас труднее, нежели в других школах. Это правда: некоторые не по разу бывали в исправительных учреждениях для малолетних правонарушителей, даже не научившись еще ходить. И да, это правда, — камеры наблюдения установлены у нас во всех классах, а каждая дверь оборудована металло-искателем. Но нет, мы не следуем этой нынешней ахинее, которая требует, чтобы все наши педагоги «одобрялись советом», что бы это ни подразумевало. Значения этого термина я вообще никогда не понимала, а вы?
— Ну, мне кажется, это означает…
— Однако, несмотря на все это, мы гордимся тем, что распахиваем свои двери каждое утро в восемь, а в три часа дня запираем их снова на засов. И хотя в этот восьмичасовой промежуток ничего особо полезного за дверями нашей школы не происходит…
— По-моему, на самом деле это семь часов, — сказал Элистер, у которого цифры всегда хорошо складывались.
— Хотя в этот восьмичасовой промежуток ничего особо полезного за дверями нашей школы не происходит, — стояла на своем миссис Хупермен-Холл, — мы, по крайней мере, не даем вашим детям путаться у вас под ногами. А ведь именно этого, будем честны, вы и хотите. Мы здесь горой стоим за необычность, — продолжала она с большой душой. — Что с того, что ваш малыш Барнаби летает? Какая разница? У нас учится шестилетний ребенок, который прыгает, как кенгуру. Еще один совершил вооруженное ограбление винного магазина и отказывается сообщать, куда спрятал добычу. Третий бегло говорит по-французски. Мы разве ставим все это им в упрек? Нет, не ставим.
Элистера и Элинор это более чем устроило, и вскоре они уже выходили из школы, стараясь не замечать, что на стенах лохматятся обои, все ковры прожжены сигаретами, а переполненные корзины для мусора явно пожароопасны.
Всю свою короткую жизнь Барнаби почти не общался с другими детьми — ну, за исключением Генри и Мелани, конечно, — а потому, ясное дело, всю первую неделю в академии для нежеланных детей «Юный лосось» очень волновался. К счастью, посадили его с другим новеньким — Лиэмом Макгонагаллом. Его прапрапрадеда в XIX веке одним из первых уголовников отправили в Австралию из Англии, куда, в свою очередь, экспортировали из Ирландии за то, что он пописал на статую короля Георга IV. Как и Барнаби, Лиэма пугала мысль о том, что весь день придется сидеть в классе с совершенно незнакомыми детьми; ему тоже не удавалось заводить себе друзей — руки у него заканчивались запястьями, а там, где следовало быть ладошкам с пальцами, располагались аккуратные стальные крючья. Всех прочих детей в классе они приводили в ужас, а вот Барнаби даже глазом не моргнул. Вообще-то в самое первое утро, когда они только познакомились, он бы просто взял и пожал Лиэму правый крюк, да и каждое утро потом так бы с ним здоровался, только не получалось: миссис Хупермен-Холл всегда забирала его у самых дверей школы и доводила до места, где привязывала его к стулу крепкой веревкой на несколько очень сложных узлов.
10 
