31 
Самое очаровательное — большой ковер в темных тонах на полу, единственная роскошь, которую позволил себе хозяин, и то лишь потому, что когда-то этот ковер принадлежал Бернарду Шоу.
Мы разожгли газовую горелку и попытались просушить одежду, потом мы с Поппи улеглись в кровать, а Айвор устроился на диване.
Я прижалась покрепче к Поппи, чтобы согреться, но волосы у меня, разумеется, были все еще влажные.
Утром я проснулась с ужасной простудой и до сих пор чувствую себя отвратительно — тело ломит, меня бросает то в жар, то в холод.
* * *
Утром Айвор привел ко мне врача. Это был очаровательный молодой человек, очень подвижный и совсем не похожий на докторов с Гровенор-сквер с величественными манерами и в цилиндрах.
Он буквально влетел в комнату, пощупал мне лоб, определяя температуру, тут же задал несколько вопросов, на которые обстоятельно отвечал Айвор, с невиданной быстротой нацарапал рецепт и, велев соблюдать постельный режим, так же стремительно исчез, словно и не приходил!
Ничего серьезного — просто сильная простуда. Айвор целый день за мной присматривает. До чего были б шокированы монахини, увидев мужчину, дежурящего возле моей постели, — но тут никто не обращает на это внимания.
В компании тетушки Дороти спальня тоже не считалась чем-то святым.
Когда тетушка уставала и ложилась в постель отдохнуть, посетителей проводили к ней в спальню, где гости пили коктейли.
Я как-то рассказала в присутствии тетушки и ее гостей, какой шум обычно поднимали монахини при каждом визите доктора к занемогшей воспитаннице. Тетушка Дороти, выслушав, заявила:
— Один только средний класс видит в спальне нечто аморальное. Однако аморальность следует связывать не с тем, где ты находишься, а с тем, как ты себя ведешь.
Я, конечно, с ней полностью согласилась, хотя Бейба вставила:
— Неоригинальная мысль, Долли, я читала об этом на прошлой неделе в газете.
Поппи очень заботлива и готовит для меня чудесный лимонад — из-за высокой температуры мне постоянно хочется пить.
Знаю, она потратила на лимоны последние деньги, сама оставшись без ужина. Мне пришлось прибегнуть к небольшой хитрости — я объявила, будто хочу колбасы, а когда ее принесли и поджарили, призналась, что не могу проглотить ни кусочка.
В итоге Поппи пришлось плотно поужинать, а я выпила немножко «Боврила»[16].
Хочу поскорее поправиться, иначе, боюсь, деньги кончатся прежде, чем я найду работу. У меня еще остается около шести фунтов, но это не так уж много, если часть из них пойдет на оплату счета от врача.
* * *
Сегодня опять приходил врач и сказал, что я выгляжу намного лучше.
Температуры у меня уже нет, но чувствуется легкая слабость. Завтра мне разрешено встать.
Я рада, поскольку мне уже страшно надоело торчать в этой комнате. Никогда раньше не замечала, до какой степени она ветхая, как сильно нуждается в побелке ее потолок с отвратительными пятнами просочившейся с верхнего этажа воды.
Если когда-нибудь вернусь на Гровенор-сквер и у меня будут деньги, заставлю Поппи отыскать где-нибудь небольшую квартирку и буду платить за нее.
Я сказала «заставлю», но Поппи не относится к тем людям, которых легко заставить что-либо сделать. Она слишком независима и горда, чтобы принять просто так от кого-нибудь деньги. Лучше сказать «попробую убедить». А еще мне хочется «попробовать ее убедить» снова встретиться с тем молодым человеком. Быть может, они заживут вместе и будут счастливы. Очень хотелось бы этого!
Перед завтраком забегал Айвор, потом зашел еще раз во второй половине дня. Поппи сказала:
— Не посидишь ли тут, Айвор, пока я съезжу в редакцию?
Она сделала несколько прекрасных рисунков: дети, весело играющие в парке, и в противоположность им — чопорная толпа роскошно одетых людей. Поппи считает, что одна из вечерних газет должна взять их в качестве иллюстрации к полосе светской хроники.
Когда она ушла, Айвор спокойно уселся и спросил:
— Ну, чем тебя позабавить?
— Поговори со мной, — попросила я.
— О чем? — спросил он.
— О чем хочешь, — предложила я, — лишь бы не обо мне. Скучнее предмета нельзя придумать!
— Я не разделяю твоего мнения, Максина, — заявил он и улыбнулся.
Вышел прелестнейший комплимент из всех, когда-либо мне сказанных, в результате я тоже улыбнулась, а он вдруг наклонился, взял меня за руку и сказал:
31 
