124 
Милли в девять часов утра провели через двор и, подняв вверх по лестнице, посадили в самую приличную комнату для допросов. Там она приняла душ, смыла косметику, облачилась в джинсы и толстовку, надела мокасины и собрала волосы в пучок. Такой внешний вид ей шел — никаких уловок.
Кармайн выбрал в сопровождающие Делию, оставив остальным детективам самим выбирать, хотят они наблюдать за допросом через стекло или нет. Все захотели, от Эйба до Базза с Тони.
— Ну и в передрягу я попала, — с улыбкой сказала Милли, когда ее ввели в допросную.
Делия включила магнитофон и объявила о начале записи всем участникам разговора.
— Учитывая, что полторы сотни людей вчера, второго апреля, в восемнадцать часов одну минуту стали свидетелями, как ты разрядила всю обойму шестизарядного револьвера «Смит — энд — Вессон» в доктора Джеймса Хантера и твои действия записали три независимых телеканала, ты, доктор Хантер, действительно попала в передрягу, — спокойно согласился Кармайн. — Ты хочешь, чтобы при нашем разговоре присутствовал адвокат, или отказываешься от него?
— Отказываюсь, — столь же спокойно ответила Милли.
— Откуда у тебя этот револьвер?
— Он у меня еще с тех пор, как мы с Джимом переехали в Чикаго.
— У тебя есть на него лицензия?
— Нет. Я никогда нигде его не оставляла, всегда носила с собой в сумочке.
— У тебя имеется оружие двадцать второго калибра?
— Нет. Такое было у Джима.
— Его не нашли при обысках.
— Он не держал его дома или в лаборатории, но где именно — я не знаю.
— Почему ты застрелила своего мужа?
— Это долгая история, капитан. Всегда найдется последняя капля, которая переполнит чашу терпения.
— Тогда расскажи свою историю, Милли.
Она резко сменила тему:
— В моей камере всегда должен присутствовать кто — то из полицейских? Я даже в туалет не могу спокойно сходить.
— Это называется предотвращение самоубийства.
Милли рассмеялась.
— Вы действительно думаете, что я покончу с собой из — за этого ничтожества, Джима Хантера?
— В течение восемнадцати лет все окружающие верили, что ты безумно любишь доктора Джеймса Хантера. Теперь ты называешь его ничтожеством, ты его застрелила. Почему? Что он сделал? Что изменилось?
— Он сделал ребенка этой югославской Медузе.
— Миссис Давина Танбалл говорит о чернокожих предках и настаивает на отцовстве своего собственного мужа. Кроме зеленых глаз, которые нередко встречаются у мулатов, ребенок ничем не похож на Джеймса Хантера, — сказала Делия, сменив Кармайна.
Милли снова рассмеялась; в этом смехе было что — то истеричное, но она тщательно старалась быть собранной и последовательной.
— Джим — отец этого ребенка, а не Макс Танбалл, — настаивала она. — Он изменил мне с женщиной, у которой вместо волос змеи. Я всегда видела змей. Давина — змея Лилит[49].
— Давай на время оставим ребенка в стороне, — сказал Кармайн. — Ты сказала, что причина — история долгая. Расскажи все.
— Я не знаю, с чего начать.
— Как насчет Джона Холла? Что случилось в Калифорнии, когда вы с Джимом устали от него? — спросил Кармайн; его голос выражал заинтересованность.
— Джон! — с улыбкой воскликнула Милли. — Он был таким милашкой, так добр ко мне. К Джиму тоже, даже больше, чем ко мне. И Джим потерял бдительность, особенно после того, как Джон заставил его сделать операцию. Я никогда не представляла, насколько сильно Джим ненавидит свою гориллоподобную внешность, пока он не сделал пластическую операцию. Он тогда около часа провел перед зеркалом: трогал лицо, хлопал по носу, брал второе зеркало, чтобы изучить свой профиль. — Она пожала плечами, снова надев маску безмятежного счастья. — Щедрость Джона выпустила на свободу настоящего Джима — вот что я хотела сказать. Ни я, ни Джон не любили Джима за внешний вид, старый или новый, — мы любили того человека внутри.
— И Джим это знал? — спросила Делия.
— Конечно, знал. К тому времени мы были вместе уже девять лет, я разделяла его тайны до операции точно так же, как и после, и Джим тоже узнал о них.
— Какие тайны, Милли? — спросил Кармайн.
— О, их много, — неопределенно ответила она.
— Тебе придется быть конкретнее, дорогая, — сказала Делия.
Милли нахмурилась, обхватила себя руками и, казалось, даже стала меньше ростом.
— Я не знаю точно, — сказала она.
124 
