очень нудно 
95 
— Что ж, это серьезная улика, — сказал он. — И ты можешь закрыть дело по убийству Эмили Танбалл. Займешься?
— Если в полной ампуле тетродотоксин, а в пустой — его следы, думаю, окружной прокурор поддержит обвинение Уды в убийстве Эмили. Ты знаешь Хорри лучше меня, Кармайн, но мне так кажется.
— Ты прав. Хорри обвинит Уду в смерти Эмили Танбалл, но не Джона Холла. Если в ампуле одна доза для приема внутрь — держу пари, так и есть, — то у нас как раз случай Эмили. Единственная проблема в том, что обвиняемой должна быть Давина, а не Уда.
— Верно! — Эйб издал сухой смешок. — И получается, что полиция подрывает возможные шансы на успех обвинения. Мы не можем обвинить не ту женщину.
— Чего я не понимаю, — встрял Донни, — так это зачем Уда хранила улики. Вот почему я не думаю на Давину — та слишком умна, чтобы спрятать такую улику дома, даже если совершила глупость, сохранив ее. В здании «Имаджинекса» было бы безопасней. И к чему такая кропотливая работа с тюбиками из — под краски? Прозрачную бесцветную жидкость можно было бы спрятать и на виду.
— Предположим, раствор нужно безопасно извлечь из ампулы, — начал Кармайн. — Не всякая женщина на такое отважится. Это — не их яд. Какой — нибудь растительный алкалоид подошел бы им больше. А этот? Нет.
— Судя по всему, раствор после разведения не трогали, — добавил Эйб. — Наш вдохновитель не доверял женщинам изготовление, он сразу послал раствор. Не думаю, что его волновали временные рамки использования, он просто перестраховался на тот случай, если сестрам Савович будет предъявлено обвинение в убийстве — вот желанный им результат.
— Согласен, — сказал Кармайн.
Эйб вздохнул.
— Я арестую Уду за убийство Эмили Танбалл. Мы будем возражать против временного освобождения под залог?
— А ты что думаешь, Эйб?
— Напротив. Попросит временного освобождения, и возникнут слухи, что нам все равно до других убийств у Танбаллов. Залог должен быть в разумных пределах.
— Тогда завтра утром арестуем ее и предъявим обвинение в убийстве.
16 января 1969 года, четверг
Семейство Танбалл как раз завтракало, когда к ним приехал Эйб Голдберг в сопровождении полицейской машины с женщиной — полицейским на заднем сиденье. Заявившая о своей невиновности на ломаном английском, который от волнения становился только хуже, Уда Савович была усажена в машину и увезена в участок, одинокая, закованная в наручники.
— Полагаю, вы найдете адвоката, который сможет подать прошение об освобождении под залог, после того как ей сегодня предъявят обвинение. Вы можете сами убедиться, что мы задержали ее должным образом.
— Вы очень предупредительны, лейтенант, — сказал вмиг посеревший Макс.
— Не совсем так, сэр. Я прекрасно понимаю, что подобные новости вгоняют в ступор и сейчас вы можете не вполне осознавать, как следует поступить. — Эйб кивнул головой, откланиваясь, сел в машину и уехал.
— Савович? — обратился Макс к пораженной Дави — не. — Он назвал ее Савович?
— Она — моя сестра — близнец, — ответила Давина, вновь обретя власть над ногами, и отправилась в детскую. Что она будет делать без Уды? Есть ли еще разведенная смесь в холодильнике?
В детской Давину встретил голодный и капризный Алексис — его обычный порядок дня нарушился, и он уже скучал по Уде. Она зло сверкнула глазами на Макса, который невольно отпрянул из — за ее взгляда. На какое — то время Давина забыла про него и даже не слышала издаваемого младенцем шума, полностью сконцентрировавшись на обрушившемся несчастье. «О, Уда, Уда, какая же ты дура! Я приказывала тебе от всего избавиться, но ты явно этого не сделала! И сообразительные полицейские нашли яд в твоих вещах… Что мне делать, что делать?»
Память отбросила Давину в прошлое, где они снова были двумя умирающими от голода девочками, бегущими в добрый край, где власть мужчин не столь жестока, а в реальности… Всегда заботиться об Уде, всегда думать, что та сделает, как приступит к выполнению своих задач, которые и состояли в том, чтобы поддерживать тепло, безопасность, роскошь и развивать карьеру. Без Уды Вина совершенно беспомощна, без Уды она лишь — полчеловека. Сейчас Уде грозит тюрьма, и никак нельзя допустить, чтобы это случилось. Чез Держински, этот дьявол и одновременно извращенный ангел: он мучил Уду, чтобы Давина выполняла его приказы, и в то же время одолжил денег на «Имаджинекс». Он оставил ее под контролем Эмили. Он рассказал Эмили свой секрет о Давине и Уде для большего контроля или из — за злобности своей натуры. Эмили знала слишком много, но, к счастью, предпочитала изъясняться намеками, а не фактами. Что ж, она одновременно и опасалась за Чеза, и хотела растоптать ее, Давину. Всегда такая загадочная, до тех последних завуалированных угроз, когда Эмили пришла в своем голубом платье и голубых туфлях, распинаясь, что знает — что? Только тогда она, Давина, пришла к ней в мастерскую, где из Эмили по капле сочился яд о Чезе и тех годах в Нью — Йорке. Воодушевляемая своими фигурками котов и лошадиных голов, новоявленный Микеланджело…
95 
