очень нудно 
35 
— Тори, — позвал он, — я хочу включить воду, чтобы мы могли приготовить горячий шоколад.
— Если ты настаиваешь… — пробормотала она.
Приезд сюда — не самая хорошая идея. Можно сказать, совсем не хорошая. Может, было бы более безопасно, если бы они остановили выбор на машине, но этот мотоцикл… и запах кожи, и эта близость к нему…
Ее руки, обхватившие его сильные плечи, ветер на лице, чувство полной свободы — все это заставило что-то внутри нее петь, словно усиливая ощущение света, в котором она купалась после стольких лет, проведенных в темноте.
Когда они подъезжали к дороге на озеро, она, противореча себе, стала надеяться, что он не повернет. Просто поедет дальше.
«Куда? — недовольно спросила она себя. — В Эдмонтон? Как романтично…»
Но ведь дорога все равно не будет длиться столько, сколько хотело бы ее сердце, — всю жизнь. И теперь она должна была сидеть в этом шезлонге, смотреть на звезды, И потягивать горячий шоколад… и притворяться.
Что она не чувствует себя выбитой из колеи.
Что она не чувствует себя взбудораженной. Что она не чувствует ревности к любой женщине, которая смотрела на него и встречала его улыбку.
Что не думает о его скором отъезде, а ее сердце не замирает каждый раз, когда она вспоминает о том, что будет после того, как все пункты письма окажутся выполненными.
Случилось так, что вот уже пять дней в ее душе царила весна, так же как и вокруг нее. Повсюду были вспаханная земля, трепещущая молодая зелень, маленькие листики, поющие птицы. В воздухе витала надежда.
Пока Адам не появился, она совершенно не понимала, что живет без надежды. Что ее жизнь стала скучной и предсказуемой — без малейшего шанса на приключения и хоть какое-то изменение.
Это было то, что она хотела. После смерти Марка она почувствовала почти безумную потребность держать все под контролем. Каждый вечер в одно и то же время она ложилась в постель. Каждое утро она ела одни и те же хлопья на завтрак. Ей даже не нравилось переставлять мебель. Ничего не должно было меняться, пока она сама этого не захочет. Она так жаждала безопасной и предсказуемой жизни, что ее собственный мир сделался скучным и безрадостным.
А потом появился Адам, и она почувствовала, как жажда жизни разлилась по ее венам.
Загудели водопроводные трубы, и из крана брызнула вода, оставляя непривлекательные ржавые пятнышки на рубашке Тори. «Ну вот, — подумала она. — Вот что происходит, когда не знаешь, что случится, — беспорядок. Большой неуправляемый беспорядок».
То, что случилось и с ее волосами. Она твердо решила, что не будет ничего поправлять, не будет расчесывать волосы. Зачем? Она все равно никогда не сможет соперничать с миллионом великолепных женщин, готовых броситься к его ногам. Зачем прихорашиваться? Чтобы поразить его?
«Чтобы добиться еще нескольких поцелуев от него», — радостно ответил тихий внутренний голос.
«Я не хочу его поцелуев!» — ответила она голосу.
«Врешь!»
«Дай я разберусь сама! Он уезжает. Скоро. Скорее всего, сегодня. И я…»
— Тори, с кем ты там разговариваешь?
— Ни с кем, — крикнула она, с отвращением глядя, как рука, не слушая разума, потянулась за расческой.
— Я пойду добуду дров. Становится довольно холодно. Может, удастся развести огонь.
Ужин. Огонь. Горячий шоколад. Загорающиеся звезды. И самый красивый в мире мужчина, с которым можно разделить все это. Хотя она жалела, что сказала ему об этом. О том, что считает его красивым. Как будто он и сам не знал!..
После долгой и не слишком успешной борьбы с волосами Тори присоединилась к Адаму во дворе.
Он был прав. Становилось прохладно, и она уже дрожала — от холода, а вовсе не оттого, как он выглядел, когда рубил дрова.
Настоящий мужчина. Необыкновенно сильный. Топор взлетает над головой и опускается вниз так ритмично, как будто он танцует какой-то танец. Дрова раскалываются пополам с сухим треском.
Адам, кажется, любовался сам собой — ему доставляла удовольствие эта игра мускулов. Он хорошо справлялся с работой. Вскоре рядом с ним выросла аккуратная горка дров. Если он продолжит в таком духе, у ее родителей будут дрова на весь сезон.
Она посмотрела на домик. В сравнении со зданиями, которые строились теперь по берегам озера, он выглядел довольно невзрачно. Это был маленький квадратный сруб из кедровых бревен. Дом стоял под раскидистыми соснами и тополями. Окно, на которое она сейчас смотрела, выходило на озеро. С одной стороны было маленькое крылечко, на котором рядом, одно к другому, стояли родительские кресла. Глядя на них, она неожиданно почувствовала тоску. Родители прожили вместе, бок о бок, вот уже почти сорок лет. Ее мама, как в молодости, любила отца, а он до сих пор дразнил ее, как будто она была молоденькой девчонкой, которая все время краснела от смущения.
35 
