2 
– Да я и не обиделся, – ответил я и слегка поклонился. Два дня назад, в ночь солнцеворота, мне стукнуло четырнадцать, и я решил никому больше не позволять говорить со мной свысока.
– Я ведь видел вас здесь и прежде, не так ли? – спросил он, и я сказал себе, что лучше бы мне уйти, ничего не ответив, поскольку для болтовни у меня ни времени, ни настроения не было, однако счел, что должен держать фасон. Если он и вправду француз, то это мой город, не его. Как-никак я англичанин.
– Не исключено, – сказал я. – Я живу неподалеку отсюда.
– А могу я осведомиться, не встретился ли мне в вашем лице мой собрат, ценитель искусств? – продолжал он, и я помрачнел, пробуя его слова на вкус, точно мясо на кости, и уткнул язык в уголок рта, отчего тот вздулся, – Дженни Данстон, увидев это, называла меня уродом, только для живодерни и годным. Джентльмены, они такие: никогда пятью словами не обойдутся, если можно сказать пятьдесят. – Я полагаю, вас привела сюда любовь к литературе? – спросил он затем, и я решил: пошло оно все к дьяволу, и уж собрался обложить его последними словами и отправиться искать другого бобра, но тут он громко захохотал, как будто я – совсем уж дурак дураком, и, подняв руку с книгой, ткнул ею в меня. – Вы любите книги? – спросил он, переходя наконец к сути дела. – Нравится ли вам читать?
– Нравится, – признался я и, поразмыслив, добавил: – Хотя книги мне в руки попадают не часто.
– Да, могу себе представить, – сказал он уже тише, снова оглядев меня сверху донизу. Думаю, по виду моего разномастного тряпья ему не составляло труда заключить, что в настоящее время я избытком средств не упиваюсь. – А между тем юноша, подобный вам, должен всегда иметь под рукой книги. Они обогащают ум, понимаете? Задают вопросы о вселенной и помогают чуть лучше понять наше место в ней.
Я кивнул и отвел взгляд в сторону. Не было у меня привычки вступать в разговоры с джентльменами, и будь я проклят, если собирался начать подобным образом день.
– Я спрашиваю об этом… – продолжал он с видом архиепископа Кентерберийского, который произносит проповедь перед одним всего-навсего человеком, не желая, однако ж, прерывать ее из-за нехватки слушателей. – Я спрашиваю об этом лишь по причине моей уверенности, что видел вас здесь и раньше. На рыночной площади, хотел я сказать. И в частности, у книжных лотков. А юные читатели внушают мне большое почтение. Собственный мой племянник – увы, я не могу заставить его продвинуться в книге дальше фронтисписа.
Верно, книжные лотки были моим постоянным рабочим местом, но лишь потому, что у них легче подловить бобра, вот и все, ведь кто же покупает книги, как не те, у кого деньжата водятся? Однако его вопрос хоть и не содержал обвинения, разобидел меня, и я надумал поиграть с ним еще немного и посмотреть, в каких дураках он у меня останется.
– Что же, хорошее чтение мне по душе, – сказал я, потирая ладонь о ладонь, – ни дать ни взять благовоспитанный сын герцога Девонширского, весь такой нарядный, в лучшем своем воскресном костюме, с намытыми ушами и начищенными зубами. – О да, уверяю вас. Собственно говоря, я намереваюсь когда-нибудь посетить Китай, если смогу найти время, свободное от выполнения моих нынешних обязанностей.
– Китай? – переспросил джентльмен, глядя на меня так, точно я вдруг отрастил двадцать голов. – Прошу прощения, вы сказали «Китай»?
– Вне всяких сомнений, сказал, – и я снова отвесил ему легкий поклон и вообразив на миг, что он, если сочтет меня образованным, может взять в свой дом, как собственного сына, и обрядить в самые лучшие одежды; конечно, жизнь моя тогда переменится, но, возможно, не к худшему.
Джентльмен глядел на меня по-прежнему, и я подумал, что, пожалуй, ляпнул глупость, поскольку вид у него был здорово озадаченный. Сказать по правде, мистер Льюис, который заботился обо мне в те годы и в доме которого я жил, сколько себя помнил, за всю мою жизнь мне только две книги почитать и дал, а действие их происходило как раз в этой далекой стране. Первая рассказывала о малом, который приплыл туда в старой ржавой шлюпке, и лишь для того, чтобы тамошний император стал требовать от бедняги исполнения множества трудных дел – прежде чем отдать ему в жены свою дочь. Вторая содержала игривую историю с картинками. Мистер Льюис время от времени показывал ее мне и спрашивал, не распаляет ли она меня.
– Собственно говоря, сэр, – сказал я, подступая к нему поближе и окидывая быстрым взглядом его карманы – не торчит ли из них носовой платок, а то и два, жаждущих выбраться на свободу и обзавестись новым хозяином. – Я, если позволите сказать, собираюсь, достигнув совершеннолетия, и сам податься в писатели.
2 
