25 
— Нет никакой необходимости извиняться, мисс Стендиш, — сказал он суховато. — Это мне нужно благодарить вас.
— Я предлагала вам помощь, если помните.
— Да, помню.
— И вы отказались.
— Я помню.
— Как и вы, я не могу сидеть без дела, — вздохнула Синтия.
— Надеюсь, вы не пожалеете об этом, — по-прежнему сдержанно сказал Майкл.
— Почему я должна жалеть?
Майкл на мгновение смутился, затем откровенно сказал:
— Потому что вы сделали это не из жалости к этим несчастным, а только потому, что хотели досадить мне.
— Да, сначала я действительно хотела досадить вам, но потом я встретила мисс Туги и почувствовала, что вы не можете быть таким плохим, как мне показалось…
— Спасибо. — Майкл иронически поклонился ей.
— А теперь я не так в этом уверена, — продолжала Синтия.
Майкл неприязненно взглянул на нее.
— Некоторое время назад я понял, — сказал он, — что плохо знаю женщин, а теперь я искренне благодарен Богу за это.
Синтия удивленно подняла брови.
— Вот как? — спросила она. — И все же вы не можете без нас обходиться, даже такой самодовольный и упрямый тип, как вы, Майкл Филдинг.
На мгновение ей показалось, что он сейчас ее ударит.
Но вместо этого Майкл механически поднял шляпу и отвернулся от нее:
— Прощайте, мисс Стендиш.
Он развернулся и зашагал по двору. Она смотрела ему вслед с улыбкой. Только когда он исчез из вида, ее улыбка увяла, а выражение лица стало совсем другим.
Майкл же был вне себя от ярости. Было бесполезно притворяться перед самим собой, что ему безразлично то, что выкинула сегодня Синтия. Он не мог понять, почему эта наглая девица не желает оставить его в покое. В какой-то момент он едва удержался от того, чтобы дать ей пощечину. Тогда он не видел в ней хрупкую женщину. Это был хитрый и изощренный враг.
Когда Майкл уже почти подошел к своему дому, он вдруг вспомнил, что его ждет Мэри.
Она нравилась ему, и он жалел ее, но не более того. Она была первой женщиной, которая обратилась к нему за помощью.
Он помогал мужчинам и знал, как обращаться с ними, если они напуганы. С мужчинами все было просто и ясно, но вот с женщинами…
Сначала ему даже нравилось, что Мэри так зависит от него. Было приятно возвращаться после трудного рабочего дня и видеть, как Мэри вместе с Туги ждет его рассказов, ловит, затаив дыхание, каждое его слово.
Он был достаточно скромен, чтобы подозревать, что Мэри отчаянно влюблена в него, до того самого мгновения, когда почувствовал, как она обнимает его за шею, и заглянул в ее полные обожания глаза.
Тогда он даже испугался.
— Ты только зря расстраиваешься, — попытался он успокоить Мэри.
Но она вцепилась в его руки и прижалась к нему.
— Но я правда люблю вас, Майкл, — настойчиво повторяла она. — Почему я должна это скрывать от вас? Вы должны понимать, что я люблю вас…
Майкл непроизвольно взглянул на открытую дверь. Он подумал, не слышит ли их Билл в спальне наверху. Но Мэри не было дела ни до чего, кроме собственных чувств.
Совершенно неожиданно она закрыла лицо руками.
— Почему вы не дали мне умереть? — яростно закричала она. — Вы спасли меня, чтобы терзать и мучить еще больше. Я люблю вас… и если вы оттолкнете меня… я… я убью себя, потому что… мне больше ничего не остается!
— Пожалуйста, Мэри, будь умницей, — увещевал ее Майкл, чувствуя себя идиотом.
Больше всего на свете ему хотелось поскорее удрать из комнаты, бросив Мэри одну, и забыть обо всем случившемся.
Мэри продолжала горько рыдать.
— Сядь, — пытался уговорить ее Майкл. — Позволь принести тебе что-нибудь… Перестань же, Мэри!
Он усадил ее в кресло. Мэри наконец отняла руки от лица. Она казалась совершенно измученной, слезы текли по мокрым щекам. Она снова протянула к нему руки:
— Майкл, я не могу больше! Правда не могу. Постарайтесь понять меня…
— Но что же я могу сделать? — беспомощно спросил он.
Она пыталась заглянуть ему в лицо.
— Я люблю вас, — упрямо повторяла она. — Люблю!
— Но ты не должна, — бормотал Майкл. — Это же глупо, правда, Мэри. Я думаю, ты все выдумала. Я сумел тебя спасти, и ты решила, что обязана полюбить меня.
— Нет, это правда! Я люблю вас!
Ее голос дрожал от страсти. Он понял, что пытаться сейчас взывать к ее разуму — все равно что заливать пожар из детской лейки.
25 
