147 
Видишь ли, Анна, что бы мы ни делали, оно непременно сказывается на нас. После долгих колебаний мы идем на тот или иной поступок, и, когда он сходит нам с рук, решаемся повторить то же самое уже с меньшими сомнениями, и со временем это становится обычным делом. Перед смертью леди Хенрок оставила мне двести фунтов. Она страдала от невыносимых болей, не было никаких надежд на выздоровление. Помочь ей найти забвение представлялось актом милосердия. Так я себя уговаривала. Твоя тетя Шарлотта тоже никогда бы не поправилась. Только становилась бы все несноснее с усугублением болезни: твоя жизнь превратилась бы в ад. К тому ж я знала, что она оставила мне небольшую сумму. Она сама мне призналась. Я умею выуживать из людей секреты. Я не предполагала, что поднимется такая суматоха. Но все-таки выручила тебя, ведь правда? Можешь мне верить, я бы никогда не допустила, чтобы тебя признали виновной.
И, наконец, наше плавание. Я заранее обговорила наши отношения с Рексом. Мы рассмотрели их под всеми углами зрения. Я заставила его поверить, что имелся только один способ, гарантировавший нам беспрепятственное вхождение в права наследства — раз и навсегда. Надо было устранить Редверса. Понятное дело, был еще Эдвард. На мое счастье, Рекс оказался слабовольным. Мне самой трудно было бы покуситься на жизнь Эдварда: я успела привязаться к мальчику. Это Рекс провалил покушение на борту. Я всегда говорила, что нет лучше места, чем корабль, когда нужно избавиться от ребенка. Я подмешала в молоко снотворное. Рекс вынес его из каюты. Он был в бурнусе, и никто бы его не узнал. Все испортил Джонни. Впрочем, я все равно сомневаюсь, что Рекс довел бы дело до конца, даже если бы не помешал Джонни. Он воспользовался как предлогом неожиданным появлением Джонни — позже сам мне признался, что рад, что остался жив Эдвард. Да, труднее поднять руку на невинного ребенка, чем на злую старуху. Так Эдвард остался цел, но я знала, что мы не могли забыть о нем навсегда. Пока что он не представлял для нас особой опасности: даже если бы раскрыта была тайна, все равно прошло бы много лет, прежде чем он вступил в права наследства, а Рекс был бы его попечителем. Нам хватило бы времени что-то придумать. Нашей ближайшей задачей был Редверс.
Редверс должен был умереть. Но как? Кто поверит, что сильного мужчину в расцвете лет ни с того ни с сего валит с ног смертельный недуг? Никто. Внезапная смерть исключалась, но я всегда умела примерять к обстоятельствам свои планы: муж ревнивой истерички, влюбленный в другую, которая к тому же отвечает взаимностью, — разве это не способно подвигнуть жену на безумство? Мне жаль, Анна, но он тебе не пара. Я намеревалась позаботиться о тебе. Скоро ты бы его забыла. Я собиралась забрать тебя с собой в Замок, мою дорогую, любимую сестру. Подыскала бы тебе достойного мужа — ты была бы счастлива. Вот какие у меня были планы. Но прежде должен был умереть Редверс. Я решила подобрать для него убийцу — Моник.
Все равно ей жить недолго. Может умереть через неделю, а может протянуть еще несколько лет. Учитывая состояние ее легких, я бы не дала ей больше пяти. Вдобавок легочную болезнь усугубляют астматические атаки. Я знала наперед, что это плавание не принесет ей продолжительного улучшения. Почему бы ей не сыграть свою роль? Она вызовет к себе всеобщее сочувствие, особенно здесь, на Коралле: больная, истерзанная ревностью жена. К ней не были бы слишком суровы. И ты, Анна, тоже оказалась бы замешана в скандале, но я опять вызволила бы тебя. Добившись власти и положения, к которым всегда стремилась, я смогла бы о тебе позаботиться. И хотя на тебя указывали бы пальцами как на другую женщину, как в свое время искали мотив в том, что ты была племянницей, сама знаешь, все забывается. Неизбежное неудобство, которое я навлекла на тебя в тот раз и собиралась навлечь теперь.
Все равно я тебя люблю, Анна. Никогда не думала, что способна на такое чувство: вероятно, есть еще тайные закутки в моем сознании, о которых я сама не подозревала.
Итак, я решила, что по возвращении домой Редверс должен умереть. Это событие я наметила на сегодняшний вечер. Заранее настроила Моник. Нарочно возбудила в ней ревность: разумеется, очень тонкими способами. Я убедилась, какая может быть польза от Щуки. Все было бы проще простого. Вечером, когда в дом явился капитан, его должна была убить ревнивая жена. Мне только и нужно было, что ждать случая. Я точно знала, что он подвернется из-за ее страсти самой варить кофе. Она так гордилась этим своим единственным семейным достоинством. Я не уставала нахваливать ее, повторяя, что ее кофе лучше, чем чей-либо еще. Оставалось дождаться подходящего момента. Вечером у вас с ним был разговор в саду. Щука выследила и донесла Моник, которая как раз в это время готовила ему на спиртовке кофе в своей комнате. Когда она его сварила, я собралась кое-что подложить в его чашку. Не стану раскрывать, что именно. Скажу только, что это быстродействующее и более или менее безвкусное средство. Он был возбужден. Очевидно, мыслями оставался с тобой. Вряд ли обратил бы внимание на легкий привкус. Когда кофе был готов, я сказала, что, по-моему, голубой пеньюар ей идет больше розового. Как я и рассчитывала, она тотчас кинулась в соседнюю комнату переодеваться. Тогда я воспользовалась моментом: подсыпала в кофе смертельный яд и хорошо перемешала. Когда она вернулась в голубом пеньюаре, все было готово.
147 
