2 
Мэгги решительно подняла подбородок, откинув на спину волну золотисто-каштановых волос.
— Значит, мы должны позаботиться о том, чтобы он не догадался. А сейчас, может быть, мне пойти и приготовить для него комнату?
Миссис Ричмонд с признательностью улыбнулась ей.
— Приготовишь, дорогая? Думаю, мы поместим его в голубую комнату, ты согласна?
Опять эта ужасная голубая комната. Мэгги стиснула зубы, вспомнив, как утром, полтора года назад, она увидела полураздетую красавицу Джоан Дарси, выскользнувшую из голубой комнаты, в которой тогда спал Люк. Волосы несравненной рок-звезды были растрепаны, а на лице написано довольное выражение сытой кошки. Хотя Мэгги и была невинна, но для того, чтобы понять, чем они с Люком там занимались, не надо было быть семи пядей во лбу.
— А почему бы не поместить Люка в его старой комнате? — быстро предложила она. — Если он будет жить в своей прежней комнате, окруженный наградами, которые выиграл в школе и колледже, это может помочь ему легче переносить горе.
— Какая прекрасная идея! — с энтузиазмом воскликнула миссис Ричмонд, и они улыбнулись, как люди, хорошо понимающие друг друга.
Миссис Ричмонд была для Мэгги кем-то вроде близкой родственницы. Ее мать и мать Люка вместе учились в школе, были лучшими подругами, потом подружками невесты друг у друга на свадьбах и, наконец, крестными матерями своих первенцев — Люка и Клэр. Поэтому, когда отец Клэр и Мэгги сбежал в Индию, как он выразился, «в поисках самого себя», оставив жену с двумя детьми без единого пенни, Барбара Ричмонд предложила лучшей подруге помощь. Мать Мэгги стала считаться домоправительницей у богатых Ричмондов, а после смерти отца Люка обеих женщин связывали скорее приятельские отношения, чем отношения хозяйки и прислуги.
Поэтому Мэгги выросла вместе с Люком. Для девочки Люк, который был на десять лет старше, являлся непререкаемым авторитетом. Он научил ее всему. Именно Люк показывал ей, как надо запускать воздушных змеев; обучая ее шахматной игре, он первым обратил внимание на выдающиеся математические способности Мэгги.
Люк в ее глазах был героем, и она обожала его с той поры, как помнила себя.
Часы, оставшиеся до возвращения молодого вдовца домой, пролетели незаметно. И Мэгги с миссис Ричмонд суетились, как хлопотливые наседки.
— Вам не кажется, что эта лавровая гирлянда висит немного высоко? — спрашивала Мэгги, перевешиваясь через дубовые перила лестницы с риском упасть, и поправляла благоухающие зеленые дуги.
— Ты права, — соглашалась миссис Барбара. — Но я думаю, что ему понравится. Он слишком долго не был здесь — дадим ему возможность вновь справить настоящее английское Рождество.
Неожиданно с улицы послышался визг шин автомобиля, тормозившего на покрытой гравием дорожке. Сбежав вниз по ступенькам, Мэгги выглянула в окно на лестничной площадке.
— Он приехал! — сказала она голосом громким от возбуждения. — Он дома!
Сверкающий темный автомобиль замер перед крыльцом большого старинного особняка, и Мэгги, сердце которой билось как сумасшедшее, поняла: во всем, что касается Люка, она совершенно безнадежна. Некоторые вещи, с грустью подумала она, просто никогда не меняются.
— На чем он приехал? — спросила неравнодушная к автомобилям миссис Ричмонд, поправляя перед зеркалом прическу.
— Кажется, это «бентли», большой темно-зеленый «бентли». Очень солидный.
Раньше он всегда приезжал на элегантном черном «порше», так хорошо соответствующем его имиджу преуспевающего финансиста. Но теперь ведь Люк стал семейным человеком…
— Я открою ему, — предложила она.
В тот момент, когда Мэгги достигла тяжелой дубовой двери, раздался требовательный звук старомодного колокольчика. За ним последовал настойчивый громкий стук, и она поспешила открыть дверь высокому мужчине, стоящему в вихре снежинок, словно грозный разбойник с большой дороги.
Нет, совсем не таким представлялось ей возвращение Люка домой. Мельком взглянув на нее, он прошел мимо, слишком занятый тем, чтобы защитить от густо валившего снега завернутого в одеяло ребенка, которого он прижимал к обтянутому черным свитером плечу. В этот момент малышка негодующе запищала.
— Черт возьми! Из одной снежной бури прилетели прямо в другую! — воскликнул он, улыбаясь своей обычной, отстраненной и несколько загадочной улыбкой, несмотря на это, способной тронуть самое черствое сердце. — Здравствуй, мама.
2 
