181 
Мадам Гита потянула его за рукав.
– Отпустите ее немедленно! – провозгласила она. – Или ты забыл, нормандский волк, что Эльфрида потеряла отца и брата? Разве может она сейчас думать о замужестве, бедняжка? Она намерена вверить себя Святой Церкви, шевалье, что сулит ей куда более надежное прибежище, чем ваши объятия!
Рауль отпустил Эльфриду; лицо его помрачнело.
– Скажи мне об этом сама, Эльфрида! – попросил он. – Ну, давай же, я хочу услышать эти слова из твоих собственных уст! Иначе я им не поверю.
Девушка посмотрела на тетку, потом перевела взгляд на священника.
– Я действительно так говорила, – пролепетала она. – Кругом так темно и страшно, и повсюду смерть… смерть! В монастыре я вновь обрету покой.
– А счастье? – осведомился он.
Она горько улыбнулась.
– Нет, это мне не грозит. Я потеряла надежду на счастье, зато могу обрести покой.
– Вот, значит, как? – Он скрестил руки на груди и окинул ее взглядом, в котором больше не было ни доброты, ни жалости. Да он их и не чувствовал. Эльфрида была его женщиной, а теперь вдруг вздумала отрицать его право взять ее. Рыцарское благородство и галантность, которыми он руководствовался всю жизнь, куда-то исчезли, и на смену им пришло куда более примитивное чувство. – В таком случае откажись от клятв, которые ты мне давала! – хрипло повелел он. – Предай свою любовь, Эльфрида! Ну же, давай! Если ты меня больше не любишь, то наверняка можешь сказать об этом!
Под его взглядом она поникла; он увидел, как по щекам ее потекли слезы, но выражение лица Рауля не смягчилось. Мадам Гита уже готова была раскрыть племяннице свои объятия, но он выбросил руку, схватил ее за запястье и грубо оттолкнул.
– Не подходите к ней! – рявкнул Хранитель.
Эльфрида взмолилась:
– Сжалься надо мной, Рауль! Мне столько пришлось вынести. О, нет, ты не можешь быть таким жестоким сейчас! – Она робко взяла его за локоть, но он не пошевелился.
– Я чувствую к тебе не жалость, – сказал он, – а одну лишь любовь, которая сильнее жалости. Эдгар умер, но мы-то должны жить дальше, а счастье – вот оно, рядом, сто́ит только протянуть руку. А ты готова с презрением отвергнуть его, заточив себя в монастырь. Кстати, у меня есть письменный акт дарения, которым мне пожалован Марвелл; если я – твой враг, говори смело, я порву его, и покончим на этом. Потому что, хотя я могу взять тебя силой, но не сделаю этого. Мне не нужна невеста, которая придет ко мне против своей воли.
Мадам Гита раскраснелась и преисполнилась негодования.
– Скажи ему, что ты ненавидишь всех нормандцев, Эльфрида! Дай ему свой ответ!
– Я не могу. Это неправда. – Эльфрида в отчаянии заламывала руки. – Я не смею сказать этого.
– Тебе страшно? Ты боишься? – спросил Рауль. – Но, по крайней мере, хотя бы одного нормандца ты любишь?
Она не ответила. Он коротко рассмеялся и резко развернулся на каблуках.
– Понятно. Сказать это мне в лицо ты не осмеливаешься, но и прийти ко мне тоже не можешь. В таком случае прощай: между нами все кончено.
За спиной прозвучал ее голос, растерянный и дрожащий.
– Ты уходишь? – словно не веря своим глазам, спросила она. – Ты оставляешь меня одну?
– Можешь быть покойна: поскольку ты меня не любишь, то больше и не увидишь никогда, – отрезал он.
– Золотые слова! – провозгласила почтенная матрона.
– Рауль! Ох, Рауль, постой!
Голос Эльфриды прозвучал едва слышно, но Хранитель остановился и оглянулся.
– Да?
– Не оставляй меня одну! – жалобно взмолилась Эльфрида. – У меня не осталось никого, кроме тебя. Ох, Рауль, сжалься надо мной! Сжалься!
– Эльфрида, ты выйдешь за меня замуж?
Она впилась взглядом в его лицо и поняла, что он не отступит. Он уйдет, если она не скажет ему «да», а она не могла допустить, чтобы он оставил ее одну.
– Я выйду за тебя замуж, – беспомощно сказала девушка. – Я сделаю все, что ты захочешь. Только не уходи!
Он протянул к ней руки.
– Тогда иди ко мне, сердце мое. Я никогда не оставлю тебя одну.
– Эльфрида, не смей! – вскричала мадам Гита. – Ты что, сошла с ума, девочка?
Но Эльфрида уже не слушала ее. Рауль сказал: «Иди ко мне, сердце мое», и в глазах его вспыхнула прежняя, ласковая улыбка, которая согрела ее сердце и прогнала печаль. Она пришла в его объятия; ни тетка, ни священник не могли остановить ее; и поверх могилы, что лежала между ними, ее ладошка отыскала его руку. На несколько мгновений оба замерли, глядя на могильную плиту, а потом, уже по собственной воле, Эльфрида перешагнула через нее и прижалась к его груди. Он крепко обнял ее; она глубоко и удовлетворенно вздохнула; а Рауль подхватил возлюбленную на руки и, прижимая к сердцу, вынес из сумрачной часовни во двор, где сияло солнце.
181 
