очень нудно 
22 
Вильгельм в мгновение ока оказался рядом с ним; последним слез Гале. Шут прижал палец к губам, подвел мужчин к стене, что окружала дом и двор, и полез наверх, цепляясь за неровности кладки.
Перебравшись через нее, они оказались в тени вековых деревьев, являвших собой передовые посты дремучего леса, подобравшегося к самым стенам Валони. Углубившись в лес на несколько шагов, беглецы обнаружили привязанных лошадей: жеребца герцога Мале и огромного Версерея. Вильгельм одним прыжком взлетел в седло и свесился с него, протягивая руку шуту.
– Благодарю тебя, шут Гале, – сказал он. – Спрячься, мой славный пес. Ты найдешь меня в Фалезе.
Гале прижался губами к руке герцога.
– Да хранит тебя Господь, братец. А теперь скачите; вы и так уже задержались слишком долго! – Шут растворился в ночной темноте, а лошади дружно рванули с места в картер.
Луна освещала неровную дорогу, ведущую на юг. Конь по прозвищу Мале, покусывая мундштук, вырвался вперед, и цоканье копыт набатным звоном отозвалось в ушах Рауля. Версерей припустил за ним вдогонку; некоторое время они галопом мчали на юг, один за другим.
Вскоре, поравнявшись с герцогом, Рауль украдкой метнул на него взгляд, пытаясь в темноте разглядеть лицо Вильгельма. Лунный свет был слишком тусклым, и потому юноша различал лишь очертания носа да упрямо выдвинутый вперед подбородок, но ему показалось, будто под нахмуренными черными бровями он уловил блеск глаз. Герцог сидел в седле прямо, как будто выехал на легкую прогулку. В следующий миг, словно прочитав мысли своего рыцаря, Вильгельм повернул голову и с легкой улыбкой заметил:
– Со мной это случалось уже много раз, Рауль де Харкорт.
Рауль, не сдержавшись, выпалил:
– Неужели вам никогда не бывает страшно, монсеньор?
– Страшно? Нет, – равнодушно отозвался Вильгельм.
По-прежнему держась рядом, они верхом скакали сквозь ночь. Спустя некоторое время Вильгельм придержал своего коня и заговорил вновь:
– Кто открыл ворота, чтобы впустить моих убийц?
– Лорд Гримбо и шестеро других, не столь знатных рыцарей.
Уголки губ герцога дрогнули во внезапной вспышке гнева.
– Грязный предатель! Клянусь Богом, он ответит мне за это! – От холодной ярости, прозвучавшей в голосе герцога, по спине Рауля пробежали мурашки. Вильгельм вновь окинул юношу взглядом, словно оценивая или прикидывая что-то. – Скачка будет долгой и трудной. К утру я должен быть в Фалезе. Твой конь выдержит?
– Да, милорд, – решительно отозвался Рауль, – если выдержит ваш. – Оглянувшись на вересковую пустошь, которую они только что пересекли, он добавил: – Пока что я ничего не слышу, монсеньор.
– Они обязательно погонятся за мной, – сказал герцог. – Мой славный кузен не может позволить мне улизнуть из-под его носа.
Рауль с благоговейным ужасом взглянул на Вильгельма.
– Значит, монсеньор, вы знали обо всем с самого начала?
– Что мой кузен Бургундский с радостью займет мое место на троне? Неужели ты считаешь меня глупцом, Рауль?
– Нет, милорд, но вы не подавали виду, а когда я, пребывая в своем невежестве, решился предостеречь вас, мне показалось, будто вам нет до этого дела, – застенчиво признался Рауль.
– Так и есть, – согласился Вильгельм. – Страсть господня, или ты думаешь, что вот уже одиннадцать лет оставаясь герцогом Нормандии, я испугаюсь шайки мятежников? Слушай же, Рауль де Харкорт! Первое, что я помню о своем детстве, – как мой дядя Вальтер тайком перевез меня из моего дворца в Водрее в жалкую лесную хижину, где и укрыл от врагов. Ему приходилось часто спасать меня, потому что с тех пор, как мне исполнилось восемь лет от роду, мои подданные регулярно замышляли против меня зло. Они убили моего опекуна Торкилла и зарубили графа Гилберта, которого прозвали Отцом Нации. Ты видел Фитц-Осберна, моего сенешаля; его отец, Осберн, сын Герфаста, погиб у меня на службе – его закололи подле самых моих дверей, когда я был совсем еще ребенком. Раны Христовы, мне уже пришлось перейти вброд не одну реку крови! Я научился не доверять людям, потому что те, кто должен был оберегать меня от мира, искали моей смерти с самого моего рождения. – Вильгельм умолк и язвительно рассмеялся, но в смехе его чувствовалась горечь. – А теперь вот Ги Златоустый поднял голову, чтобы нанести удар в спину Бастарду Нормандии! Клянусь душой своего отца, Ги дорого заплатит мне за это. – Герцог пустил своего коня галопом; ночной ветер трепал смоляные кудри на его непокрытой голове, а за плечами у него темным облаком клубилась мантия. Он повернулся, и в свете звезд Рауль увидел, как сверкнули в улыбке его зубы. – Держись меня, Страж Рауль. Клянусь Богом, ты еще увидишь, как мне покорится Нормандия!
22 
